После завтрака Дженни тотчас же засела за письмо к Дэвиду и написала письмо на четырех страницах, закапанных слезами, восторгаясь прелестями простой жизни и деревенскими удовольствиями. Она прошла пешком всю дорогу до Барнхема, чтобы отправить письмо, и почувствовала себя духовно облагороженной и чистой. Она решила, что нашла свое призвание. Она может тоже, если захочет, стать такой, как Грэйс. Почему бы нет? Дженни усмехнулась. Она хотела ласково погладить ягненочка, просунувшего нос через изгородь, а он убежал от нее и остановился за нуждой посреди поля, у ближайшего стога сена. Но это ничего, ничего – все так чудесно, что словами не выразишь.
Следующий день был солнечный и веселый, за ним другой такой же и третий, – и по-прежнему все еще казалось ей чудесным. Быть может, впрочем… если поразмыслить… пожалуй, не таким уж чудесным. Дженни понимала, что все с течением времени приедается, и поэтому-то ей хотя и нравится на ферме, но не так, как нравилось вначале. «Странно», – Дженни усмехнулась про себя, сидя в субботу одна на берегу и куря папиросу. Ведь это не потому, что Дэн и Грэйс уже менее ласковы к ней. Дэн и Грэйс относятся к ней прямо-таки замечательно. Но, надо сознаться, здесь чуточку – самую чуточку – скучно: на пляже ни души, не говоря уже о том, что нет ни оркестра, ни площадки для гулянья, а что касается кормления цыплят, так ей, надо прямо сказать, это до смерти надоело. А свиньи! Противно и смотреть на этих грязных животных.
Она встала и, чувствуя, что следует чем-нибудь заняться, решила пойти пешком в Барнхем. В Барнхеме она купила еще пачку папирос и утреннюю газету, потом зашла в «Меррисот» и выпила стакан портвейна. Что за дыра! И как у них хватает нахальства называть это отелем?.. А она сегодня особенно эффектна, – ей сказало это зеркало (с рекламой фирмы Басс) на противоположной стене. Так эффектна – и никто ее не видит, кроме корявой старушонки в «Меррисоте», которая смотрела на нее подозрительно и чуть не отказалась подать ей вино! Старуха кормила кур. «О господи, – подумала Дженни, – неужто я никогда не избавлюсь от этих проклятых кур!»
Она воротилась на ферму злая-презлая, прошла прямо в свою комнату и принялась читать газету. Газета была лондонская. Дженни обожала Лондон. Она за всю свою жизнь была там четыре раза, и ей там очень нравилось. Она прочла всю светскую хронику Лондона, затем объявления. Объявления ее очень заинтересовали, в особенности те, в которых говорилось, что требуются опытные продавщицы. В этот вечер Дженни, ложась спать, о чем-то усиленно размышляла.
Назавтра день выдался дождливый.
– О господи, – сказала Дженни, с огорчением глядя на дождь. – Мокрое воскресенье!
Она не захотела идти в церковь, слонялась по ферме, как тень, и неласково обошлась с Кэролайн-Энн. Днем Грэйс прилегла отдохнуть, а Дэн пошел на сеновал за сеном. Пять минут спустя Дженни пришла туда же.
– Привет, Дэн! – позвала она весело, метнув на него игривый взгляд и кокетливо расставив ноги.
Дэн посмотрел на нее, не отвечая на улыбку.
– Привет! – отозвался он без всякого энтузиазма и, повернувшись к ней спиной, снова усердно занялся сеном.
У Дженни лицо вытянулось. Она из самолюбия постояла еще минуту. Ну конечно, ей следовало знать, что для Дэна не существует ни одной женщины, кроме Грэйс! Он просто дубина! Дженни вышла под дождь.
– Дубина, – бормотала она, – настоящая дубина!
Следующий день опять был дождливый. Недовольство Дженни возросло. До каких пор ей придется терпеть скуку в этой проклятой дыре? Еще двенадцать дней?! Нет, ни за что, ни за что! Ей пожить хочется, повеселиться, она создана не для этой капустной идиллии в нищете. Она начала сердиться на Дэвида за то, что он отослал ее сюда, даже возненавидела его за это. Да! Это для него очень удобно! Теперь он, конечно, развлекается в Тайнкасле: ей известно, что проделывают мужчины в отсутствие жен! Он, наверное, отлично проводит время, а она торчит тут, в этой дыре!
И Дженни начала мысленно перетолковывать по-своему всю историю их отношений с Дэвидом. Нет, она не намерена выносить это дольше! С какой стати! Она может сама зарабатывать четыре фунта в неделю и при этом наслаждаться Лондоном. Собственно, она не любит Дэвида…
На другой день выглянуло солнце, великолепное солнце, но оно не вызвало ответного жара на щеках Дженни. Двери и окна фермы были широко открыты, в них влетал приятный ветерок. Грэйс варила варенье, чудное варенье из вишен собственного сада. Раскрасневшаяся, веселая, суетилась она в просторной кухне. Она подумала, что Дженни сегодня, кажется, не в духе, и, когда подоила свою единственную джерсейскую корову, поставила на стол перед Дженни стакан жирного парного молока.
– Я не люблю молока, – сказала Дженни и вышла, хмурая, на залитый солнцем двор.
Пчелы жужжали над цветами, за домом Дэн рубил дрова, и топор его описывал в воздухе красивую сверкающую дугу; на полях, в тени, жуя жвачку, лежали коровы. Отрадная картина.