Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 1

Луиза не ошиблась. По возвращении в дом легкий, едва уловимый, пряный запах чужого одеколона стоял в прихожей, а на столике перед входом лежала темно-серая фетровая шляпа.

Петр сбросил пальто и услышал бубнящий голос Брэйзиера, доносившийся из гостиной и прерываемый медлительным баском Мольтаверна.

Пройдя к гостиной, Петр остановился на пороге. Взгляды их встретились. Они выражали, пожалуй, понимание друг друга, в одной секунде слившуюся в совокупность всего того, что каждый из двоих знал о другом, но о чем никогда не стал бы говорить вслух, зная наперед, что будет понят превратно.

— Что за пожар? — произнес Петр и, протянув руку для пожатия, шагнул в гостиную. — Что у тебя опять?

— Надеюсь, я не нарушил твоих планов? Ведь вправду получается… как с цепи сорвался. — Брэйзиер усмехнулся и, загадочно улыбаясь одними щеками, сел на диван.

Брэйзиер смотрел на Петра умоляюще, виновато и одновременно с упреком. Он не знал, с чего начинать.

Петр старался не задерживать на госте взгляда, не мог не делать сопоставлений между тем, каким он представлял Брэйзиера раньше, и тем, что узнал о нем нового. Ему вдруг казалось, что всё в его внешности поразительным образом сходится: ямка в подбородке, нечто очень мужское, высеченное в форме рта, двусмысленная мягкость манер и особенно жестикуляции, какая бывает свойственна человеку, постоянно чувствующему на себе чужие взгляды.

— Будь добр, Леон, приготовь нам кофе, — сказал Петр Мольтаверну, который освобождал для гостя кресло, переставляя временно убранные с комода настольные лампы на их обычное место. — Или ты что-нибудь другое хочешь? — Он перевел взгляд на Брэйзиера.

— Чашку кофе выпью с удовольствием.

Мольтаверн покорно кивнул и вышел.

— Питер, объясни мне одну вещь… Я спрашиваю этого… — Брэйзиер показал глазами на дверь, не зная, на каких правах принявший его мужчина находится в доме, и осекся.

— Мой временный помощник, — сухо пояснил Петр.

— Он мне сказал, что Луизы не было. Но мы ведь только что разминулись на перекрестке.

Петр кивнул, помолчал и, с чем-то соглашаясь, произнес:

— Да, нам многое предстоит обсудить… — Выложив на стол сигареты, он рыскал по карманам в поисках зажигалки, после чего столь же непоколебимым тоном добавил: — Ну во-первых, не трудно понять, что при той неразберихе, которая происходит у тебя с женой, Луизе трудно было бы находиться здесь в момент твоего приезда. Сложно понять? Она не хотела ставить тебя в дурацкое положение. Вернешься в город, позвони ей, и всё уладится. Давай лучше о сути поговорим, раз такая срочность…

С видом облегчения, которое объяснялось, скорее всего, эпитетом «неразбериха», благоразумно подобранным шурином, Брэйзиер снял с себя теплый пиджак и, оставшись в тонком свитере, поудобнее расположился на диване.

— Мари тебе звонила, если не ошибаюсь, — произнес Брэйзиер.

— Да, звонила.

— Тогда мне нечего рассказывать. — Брэйзиер скользнул по лицу шурина испытующим взглядом. — И что ты думаешь обо всём этом?

— Арсен… Что я могу об этом думать? Я одного не понимаю, зачем вам понадобилось впутывать детей? Я не в счет, допустим… Но неужели с ними нельзя было поступить как-то по-другому?

— Это не я, Мари… — пробормотал Брэйзиер, мрачнея. — Ты прав, кошмарная история.

— Чтобы между нами не было неясностей, ты должен уяснить, что независимо от того, что и как вы намерены делить, я не хочу быть вашим поверенным, ни ее, ни твоим.

— Это я, слава богу, понимаю, — вздохнул Брэйзиер. — Можно не объяснять.

— Чисто по-человечески, если вам так удобнее, я могу играть любую роль, какую вы захотите, но адвокатских обязанностей я выполнять не хочу, я недостаточно постороннее лицо. Хотя и по-человечески, я не понимаю, к чему вам вдруг понадобилось корчить из себя верноподданных супругов? Неужели всё это так ново?

Смерив шурина озадаченным взглядом, не совсем понимая, откуда ему могли быть известны подробности его личной жизни, Брэйзиер предпочел придерживаться своей линии разговора.

— Она тебе объяснила? С чем всё это связано? — спросил он.

— Да, объяснила. И если всё действительно так, как она говорит, тем более непонятная реакция!

Брэйзиер ничего не оспаривал.

— Я придерживаюсь того же мнения, — всё же заметил он. — По поводу ее обращения к тебе я вот о чем хотел тебя попросить: нужно повременить. То есть я хочу сказать…

— Арсен, да поймите же вы оба одну простую вещь, — перебил Петр, — мало того, что я не хочу заниматься этой ерундой, я и не могу вести две тяжбы одного клиента, одну — в его пользу, другую — против.

— Об этом я тоже думал… Но если ты откажешься, Мари найдет кого-нибудь другого. Ты ведь знаешь, как она к тебе относится. А если мне удастся удержать ее от скоропалительных действий, то всё, по-моему, уладится. Что лучше? Ты ведь можешь согласиться помогать ей, но помогать… без спешки. И волки сыты, и зайцы целы…

— Не понимаю… Кто волк? Кто заяц?

— Я так… я образно говорю… Пока она подаст на развод, пока всё это примет форму… Мне необходимо время.