Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 1

Всё казалось писанным вилами по воде. Была ли Мари столь наивной в этих вопросах? Положа руку на сердце, Петр не мог бы сказать, что она вне всяких подозрений; подобное неведение почти всегда объясняется сознательным нежеланием человека видеть вещи такими, каковы они в действительности, во имя тех или иных личных выгод. Не было для Петра секретом и то, что Брэйзиеры давненько уже жили каждый своей жизнью, довольствуясь соблюдением внешних приличий. Кто мог сегодня поручиться за то, что отношения Брэйзиеров дошли до крайней черты? Какой ни есть, но всё же опыт, накопленный им в ведении бракоразводных дел, диктовал осмотрительность. Сколько раз он становился свидетелем того, как протагонисты подобных ссор в своем порыве «начать всё с нуля» лишь подливали масла в огонь и делали это лишь для острастки друг друга. А поэтому нередко случалось так, что, как только вспыхивало настоящее пламя, как только становились заметны его разрушительные последствия, стороны остепенялись. И у разбитого корыта оставались не они сами, а все те, кто принимал их намерения за чистую монету. За годы общения с Брэйзиером хорошо его изучив, Петр вполне отдавал себе отчет, что в критическую минуту Брэйзиер способен на холодную расчетливость. Казалось очевидным, что тот едва ли будет согласен на расторжение брака мирным путем. Расчеты Мари на мягкотелость мужа выглядели опрометчивыми. Раздел имущества предстоял бы слишком сложный. Скорее всего, он завяз бы в непреодолимых трудностях. В любом случае Петр считал необходимым тянуть с ответом Мари до последней минуты, и по-своему оказался прав.

На следующий день Мари Брэйзиер в Париже так и не появилась. Не давал о себе знать и Брэйзиер, видимо чувствуя или зная с достоверностью, что жена успела нашуметь о произошедшей ссоре. На неделю, предшествующую новогодним праздникам, воцарилось затишье. Оно было нарушено всего один раз звонком брата Луизы. Решив возвращаться в Нью-Йорк раньше времени, Николя позвонил сестре перед вылетом из марсельского аэропорта и заверил, что «отчий дом» из сумасшедшего превратился в мертвый, что отец пережидает грозу у себя в конторе, отгородившись от реального мира «сворой дрессированных секретарш», а мать будто бы собирается вскоре приехать к нему в США…

Стояли морозные бессолнечные дни. После короткой оттепели снежный наст, державшийся с последних чисел старого года, кое-как стаял, и земля, словно полиняв, продолжала белеть клочьями лишь по краям полей, вдоль обочин дорог и в лесных прогалинах. Зима брала измором, однообразием холодных коротких дней, обжигающей сыростью, трудностями в передвижении из-за гололеда и мелкими неприятностями, вроде очередной потекшей батареи или с утра спустившей шины автомобиля. Но именно неприятности придавали домашней жизни какой-то новый смысл и даже некоторую полноту, которых быт лишен в обычное время.

Отопление дома работало на полную мощность, но комнаты не прогревались. В рабочей комнате Петра и на втором этаже, но особенно в мансарде Мольтаверна становилось холодно. Попытки разогреть нижнюю часть дома сильным огнем в камине оказывались безрезультатными. Мольтаверн уверял, что недогрев одной из половин отопительной системы вызван не длиной подающих труб или плохим расчетом системы, а неисправностью одного из вентилей.

Затевать ремонт в холода Петр не решался и предлагал начать с изоляции. Почему для начала не проложить чердачное перекрытие утеплителем? Петр был уверен, что одним утеплением можно добиться существенного улучшения. Осмотрев вместе с Мольтаверном чердак, решили заняться этим в ближайшую субботу…

Еще не было восьми утра. Луиза, приехав в Гарн за полночь, могла проспать до полудня. И Петр попросил Мольтаверна быть потише. В своем обычном рабочем наряде — комбинезон, головной боб из джинсовой ткани, рабочие рукавицы, армейские бутсы — Мольтаверн выносил на террасу утеплительные маты, купленные Петром еще до того, как чердачные помещения осмотрел сосед-архитектор, который посоветовал воспользоваться более простым и менее дорогостоящим методом: рассыпать по всей площади чердака хороший слой керамзита. Сюда же, к террасе, Мольтаверн и вынес мешки с керамзитом, а затем стал таскать их наверх и, как ни старался, поднял на лестнице шум.

По ступенькам протарабанили быстрые гулкие шаги. Луиза вырос на пороге гостиной. Босиком, в светлом шерстяном халате, она вскочила на диван, обняла себя за колени и, сонно засмотревшись в раскочегаренный вовсю и завывающий камин, томным теплом наполнявший гостиную, начала счастливо млеть от догадки, что в доме что-то происходит. Опять внедрялись какие-то новшества. И опять без ее ведома! В обстановке, в самой тишине чувствовался какой-то подлог. Но она даже предположить не могла, в чем дело.