Петр объяснил, что к чему: на пару с Леоном они решили взяться за чердак. И, не успев покончить с завтраком, возбужденная лишь от одного предвкушения перемен, Луиза решила внести свою лепту. Пока они занимаются своим чердаком, она взялась самостоятельно сделать перестановку в гостиной, о чем уже давно договаривались. Леон ей мог понадобиться только в последний момент, чтобы передвинуть тяжелую мебель.
Петр начал было протестовать. Но Луизу уже никто не мог остановить. Он убрал со стола посуду, оставшуюся после завтрака, и принялся помогать ей передвигать кресла, а затем и диван. Но им помешал звонок телефона. Ему пришлось пойти ответить.
Звонил отец Луизы. Звонок застал Петра врасплох. Извинившись за внезапность своего появления, за то, что он не давал о себе знать на протяжении всех праздников, Брэйзиер огорошил сообщением, что находится в Париже, но еще больше просьбой немедленно увидеться. Ему нужно было переговорить о чем-то «архиважном» и неотложном, он хотел взять такси и сразу же приехать в Гарн.
С какой-то еще утренней заторможенностью в голове, удивляясь уже не звонку и не тону, а самой решимости Брэйзиера, с которой тот настаивал на немедленном визите, Петр промычал в трубку что-то неопределенное и не успел собраться с мыслями, как Брэйзиер, не дав ему опомниться, сказал, что сразу же выезжает, поблагодарил и положил трубку.
Прекрасно понимая, что в Гарн Брэйзиер ехал для обсуждения своей домашней неразберихи, а возможно, уже припас и какие-нибудь новости, Петр вдруг спрашивал себя, что делать с Луизой, ведь не могла же она присутствовать при разговоре. Но Луиза и сама испуганно металась между ванной и перевернутой вверх дном гостиной, на ходу переодевалась и, морща лоб, давала торопливые наставления:
— Только умоляю тебя, Пэ! Про меня никаких разговоров. Ты ведь мастер влезать с папой в откровенности. Про маму что угодно можешь говорить. А про меня — ничего не надо… Можешь сказать, что она звонила и просила помочь, понимаешь? Так будет даже лучше. А то ведь не понятно, откуда ты обо всём узнал. Господи, как всё это надоело! Я никогда, никогда не выйду замуж, клянусь тебе… Чтобы не мучить никого, не жить в этой слякоти. И не развешивать все эти сопли… Что нам делать? Пэ, ну придумай что-нибудь!
— Никакой путаницы не будет. В отличие от тебя, мне это ничего не стоит, — успокаивал он, хотя в душе, видя, в какое она приходит состояние, невольно заражался ее волнением, вновь переполнялся раздражением к ее отцу, которое успел преодолеть в себе. — Вот что, Лисенок, поезжай-ка ты домой, — добавил он, обдумывая какой-то план. — Пока у меня есть время отвезти тебя к поезду. А позднее я к тебе заеду, и пойдем вместе обедать…
— Ты прав… Только ты должен пообещать, что без меня не напутаешь чего-нибудь.
— Обещаю.
Испустив вздох облегчения, Луиза засеменила в свою спальню собирать вещи.
— Я уже начал настил вскрывать, — растерянно произнес Мольтаверн, войдя в гостиную и застав в ней полнейший бедлам, а Петра почему-то сидящим посреди беспорядка на диване. — Хотите посмотреть?
— Подожди, Леон, подожди… — Забыв и о чердаке, и об утеплении, Петр пошел пересортировывать в коридорной нише какую-то одежду, но тут же вернулся и спросил: — Кстати, могу я тебя попросить помочь немного прибрать? Хотя бы раскидать по углам хлам в гостиной. Луиза навела шороху… Ко мне должны заехать.
С тем же недоумением, не понимая, почему к столь рьяно начатому делу все вдруг остыли, Мольтаверн засучил рукава и принялся наводить в гостиной порядок, делая это с таким видом, резкими движениями из стороны в сторону, будто разгонял по углам что-то живое.
В машину они сели только через сорок минут. По расчетам Петра, до приезда Брэйзиера, если он действительно сразу смог сесть в такси, как пообещал, не оставалось ни минуты. Но и ехать на большой скорости было невозможно. Не успел он свернуть с аллеи на шоссе, как машину занесло. Дорогу покрывал сплошной гололед…
При выезде из поселка на главную дорогу он пропустил встречную машину, уступая ей для поворота весь перекресток, и в ту же секунду Луиза издала такой звук, что он едва не скосил кусты на обочине. Вскочив на колени и повернувшись назад вслед повернувшему такси, Луиза уверяла, что в такси сидел отец: на нем будто бы была шляпа и темные очки. Она была уверена, что он не мог их не заметить, не мог не узнать машину.
Петр машинально притормозил, съехал на обочину. Он не знал, как лучше поступить: ехать на вокзал или возвращаться.
— Поехали назад, — сказала Луиза. — Скажем, что за дровами ездили.
— Ты наверное ошиблась? Арсен ведь не носит шляп.
— Абсолютно уверена! Это какой-то кошмар…
— Луиза, как можно из-за чепухи впадать в такое состояние? Я всё улажу, поверь мне.
— Как ты объяснишь бегство? И Леон скажет, что меня не было. Ты же сам его попросил. Ты представляешь, что Леон может наплести, пока нас нет?
— Тогда лучше ехать на вокзал, — заключил Петр. — По дороге назад я что-нибудь придумаю. — И он решительно вырулил на дорогу…