Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2

Во избежание ненужных встреч в коридорах суда, Петр постарался рассчитать время таким образом, чтобы, пешком прогулявшись до дворца правосудия, войти в здание суда со стороны «трех ступенек», через старый вход и уже перед самым началом. Но в холле суда он всё же оказался на несколько минут раньше. В тот момент, когда он поднимался по ступенькам старого входа, часы над головой показывали десять минут второго.

Миновав тусклый коридор, выводивший в новое крыло, чтобы оттуда повернуть в прилегающий корпус, где заседал суд присяжных, Петр вышел к лестнице с балюстрадой. В просматривающемся отсюда новом вестибюле он сразу заметил Шарлотту Вельмонт и Калленборна. Они сидели на красном диванчике под пальмами возле справочного бюро. Вельмонт копалась в своем портфеле. Калленборн апатично глазел по сторонам, состроив свою привычную гримасу, в которой было что-то безжалостное.

В группе людей, толпившихся по левую сторону от входа, промелькнул еще один знакомый силуэт. Брэйзиер?

Петр замедлил шаг, но так и не смог убедиться в том, что это был Арсен. Казалось непонятным, почему Брэйзиер разгуливает в этом корпусе, отдельно от дочери и жены, а не в здании суда присяжных, вход в который вообще с другой стороны квартала…

Заседание началось вовремя. В запертом, полупустом зале наступила первая минута затишья. За ней последовало некоторое оживление. Начался отбор жюри.

Состав присяжных заседателей — на две трети из мужчин — скорее обнадеживал. Для рассмотрения дел с подобной спецификой мужская аудитория считалась наиболее подходящей. Минуту спустя Петр всё же обратил внимание на одну из женщин, которая попала в жюри во время последнего розыгрыша жребия. Лет тридцати пяти, не красавица, но вполне привлекательной внешности — такой она должна была показаться подсудимому, Мольтаверну. И одно это не сулило ничего хорошего. Неравнодушный к слабому полу, Мольтаверн перед женщинами обычно бахвалился. Петр пожалел, что не отклонил эту кандидатуру сразу, когда это еще было возможно. Всё свое внимание сконцентрировав на отсеивании лиц преклонного возраста, он пропустил столь важный момент.

Несмотря на чувство нереальности происходящего, которое мешало сосредоточиться, сумбур в голове вскоре улегся. Привычная судебная атмосфера вновь стала казаться какой-то размытой, неправдоподобной лишь с того момента, как в зале появилась Луиза. В сером костюме, в светлых чулках, аккуратно причесанная, она приковывала к себе взгляды своей независимой манерой держаться на публике. Луиза сидела как неживая, уставив взгляд в пустоту. Вид у нее был неожиданно всепокорный, обреченный.

Чем-то поражал и вид ее отца, который занял место рядом с двумя военными в светло-серых кителях, один из которых был как две капли воды похож на Пикассо. Брэйзиер следил за происходящим с мрачным видом.

Петр старался не замечать его. Но время от времени они упирались друг в друга глазами. Лицо Брэйзиера каменело, наливалось кровью, и он поспешно отводил взгляд в сторону. Мари на суд не пришла. Петр не знал, что об этом думать…

С первой же минуты заседания Мольтаверн нарушил все предписания. Теряя над собой контроль, он не переставал ухмыляться, подпирал кулаками бока и даже искал кого-то в зале глазами. Когда же к нему обращались с вопросами, он отвечал на них тем самым вымученным тоном, от которого Петр так старался отучить его во время репетиций в боксе.

В красной мантии, с белым шарфом на плечах, моложавый, но представительный председатель суда производил впечатление человека, одинаково благосклонно настроенного ко всем, но не более, чем это необходимо для успешного исполнения своих обязанностей. Искусно направляя слушания в нужное русло, он прибегал к странноватой манере сверлить подсудимого пристальным взглядом, будто хотел дать ему понять, что попытки провести его на мякине безуспешны, поскольку мнение свое о происшедшем он давно составил, причем самое твердое, и всё, чем он теперь занимается, а с ним и суд, это сверкой каких-то деталей, подгонкой их к внешности, мимике, к чертам лица. Истину, мол, не спрячешь. Она написана у всех на лбу.

От замечаний председателя в зале раздавались взрывы смеха. Особенно часто это происходило при опросе Мольтаверна. Некоторые из реплик председателя действительно отличались остроумием. И это не мешало ему с должным вниманием выслушивать всех. Но только не прокурора. Каждый раз, когда тот брал слово, председатель подпирал щеку двумя пальцами и демонстративно углублялся в свои физиогномические эксперименты, даже не стараясь соблюсти приличия. Петра это скорее обнадеживало.

Рослый, с вьющимися волосами, по всей видимости эльзасец, прокурор утомлял зал плохой дикцией. Несмотря на хорошую акустику, за его бубнящей речью с заглатыванием слов приходилось следить с напряжением. И даже тот факт, что никаких особо тяжких обвинений прокурор не предъявлял, придавал его роли что-то неприятно-казенное…