Сотрудник в штатском вывел Петра через длинный коридор на улицу. Миновав двор, они вошли в высокое, мрачноватого вида здание, задержались на пропускном пункте с окошком, а затем оказались в высоком холле с решеткой, которой было разгорожено всё помещение.
Запаха гари здесь уже не было. Вместо гари чувствовался едва уловимый аромат кофе и запах туалетного освежителя. Несколько человек в штатском разгуливали с видеокамерой вдоль решетки. Никто здесь не обращал друг на друга внимания.
Через минуту к ним всё же приблизились двое надзирателей — плотный, корявый, со шрамом на щеке и красавчик-креол с кремового цвета физиономией и бритой головой.
Обмениваясь стеклянными взглядами, оба надзирателя развернулись в сторону приближавшегося к холлу невысокого человека в штатском, по вине которого, видимо, и происходила задержка. С выражением добродушной беспечности на лице, врозь разводя носки черных английских туфель, начальник 2-го отделения прохаживался в обществе сухопарой дамы лет пятидесяти. Та что-то объясняла ему, но с таким видом, с какой-то застывшей улыбкой, словно пыталась убедить его в чем-то важном, заранее зная, что из этого ничего не получится.
Этим составом — начальник 2-го отделения, провожатый Петра в штатском и четверо надзирателей — они и поднялись на четвертый этаж. Вся группа остановилась перед дверью в одну из камер.
Низкорослый надзиратель открыл дверь. Первым вошел начальник 2-го отделения. За ним последовал Петр. Остальные остались за порогом камеры.
За небольшим столиком, приставленным к стене, сидел опрятной внешности мужчина в черной кожаной куртке и джинсах. Откинувшись на спинку стула, обитатель камеры окатил вошедших презрительным взглядом. Его спокойное лицо поражало своей суровостью. Несмотря на две пары двухэтажных нар, стоявших вдоль стен, заключенный находился в камере один.
Петр молча обвел взглядом помещение — небольшое, высокое, с решеткой на распахнутом окне, с зашарпанными панелями цвета охры, которые чуть выше, к потолку, переходили в нечто бурое. Из радиоприемника на столике доносился уютный, домашний говорок, передавали сводку последних новостей. Царившая здесь будничность совершенно не вязалась с общей атмосферой заведения.
— Камеру что, не освободили? — спросил Петр, кивнув на мужчину в кожаной куртке.
Начальник 2-го отделения принужденно наклонил голову.
— Где его кровать? — спросил Петр.
— А вы кто такой будете? — подал голос единственный обитатель камеры.
— Адвокат. Я адвокат Леона Мольтаверна.
Мужчина в кожаной куртке помедлил, усмехнулся и спокойно вымолвил:
— Вот и катитесь к чертям собачьим! Раз адвокат…
Начальник отделения не терял хладнокровия. Он ткнул пальцем на нижнюю кровать справа от входа, такую же прибранную и голую, как и две другие у противоположной стены, но так и не расщедрился на дополнительные объяснения.
Через окно донеслись непонятные звуки. Затем раздались крики и еще более беспорядочный шум. Шум нарастал сразу со всех сторон.
Петру была видна часть кирпичного здания и сбоку от него бетонная башня, в одном из окон которой стоял охранник, говоривший по портативной рации. Еще дальше просматривался город — дома, улицы, перекресток, несколько машин, остановившихся на красный свет.
На крыше здания, которое замыкало двор, вдруг показались двое мужчин. У обоих в руках было по металлическому предмету, которые ослепительно-ярко отсвечивали на солнце.
Начальник отделения, тоже обративший внимание на людей, появившихся на крыше, подозвал к себе одного из надзирателей, дожидавшихся в коридоре, о чем-то быстро распорядился. И тот исчез.
Двое парней на крыше — оба были одинаково одеты во что-то легкое, спортивное — приблизились к стене примыкающего здания и разглядывали кирпичную кладку возвышающегося над ними выступа, после чего, подобрав у себя под ногами что-то длинное, похожее на доску, уперли этот предмет в стену и начали взбираться наверх. Цепляясь за край крыши соседнего корпуса, один за другим они взобрались наверх, встали во весь рост и смотрели куда-то вдаль.
В тот же миг до Петра вдруг дошло, что блестящие предметы в руках мужчин — это обыкновенные ножки от стола. От такого же стола, как и в камере, где он сейчас находился. Смельчаки на крыше были такими же заключенными, как и сидевший в камере.
Теперь и другие надзиратели, толпившиеся за дверью, дружно ввалились в камеру и, обступив окошко, следили за происходящим.
Во дворе тем временем стоял уже не шум, а какой-то бешеный гвалт. Со всех сторон доносились крики, металлический стук, звон. В этот гам врывались неприятные трескучие окрики громкоговорителя, не то мегафона. Кто-то пытался вести переговоры? А в следующий миг на другом конце крыши, ставшей центром всеобщего внимания, глазам предстала еще более неожиданная картина. Несколько фигур, одетых во что-то черное, туго облегающее, с масками на лицах, сцепившись между собой канатом, словно семейный клан цирковых акробатов, стали медленно продвигаться в направлении бунтарей, держа на поводке огромного дога. Собака рвалась вперед, вставала на дыбы.