Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2

Фаяру удалось вернуться из риги к машинам. Эв Фаяр, недолго думая, перехватила ружье за ствол и со всего маху нанесла им удар по борту прицепа. Другой удар пришелся по лобовому стеклу джипа. Свои жесты Эв Фаяр сопровождала резкими возгласами, обращаясь ко всем без разбора, в том числе и к Петру, который вытаптывал кочки на траве перед ригой, не зная, что делать, кого защищать, кого оттаскивать в сторону.

Вид развалившегося надвое приклада привел Фаяра в чувство. Он испуганно глазел на разбитую двустволку. Дядюшка Жан остолбеневшим взглядом смотрел на обсыпавшиеся вокруг машины серебристые осколки лобового стекла. В следующий миг, сплюнув, он выдал очередное ругательство, вскочил за руль и, пробуксовывая по гальке, газуя так, что поднялся клуб пыли и выхлопов, вырулил со двора и унесся вниз по дороге…

Петр вернулся к себе. Не прошло и получаса, как фигура Фаяра выросла в конце террасы. Успев переодеться — фермер был в синих рабочих штанах, в голландской клетчатой рубашке и в зеленых кедах, — он с убитым видом, стыдясь своих трясущихся рук, принялся расшаркиваться в извинениях, при этом не мог смотреть в глаза и в то же время не мог удержаться и от новых сбивчивых объяснений.

Петр не вдавался в смысл его бормотания, но в какой-то миг всё же перебил:

— Ну давайте я съезжу, поговорю.

— Куда?

— К приставу… По-моему, единственное, что можно предпринять, это умерить его пыл, хотя бы на время. Я вам не говорил, но… Я ведь адвокат по профессии.

Фаяр казался оскорбленным.

— Вы?.. Адвокат? — проронил он не своим голосом. — Я думал, вы художник… — Старик уперся взглядом в цементный пол, его глаза затянулись непроницаемой поволокой.

— Адвокат, — подтвердил Петр. — Мне ничего не стоит съездить и поговорить… А вам нужно взять себя в руки.

— Да куда теперь ехать?.. Всё, приехали, — пробормотал Фаяр в еще большем замешательстве. — Видели, что творится?

— При правильном подходе, если объяснить, что ваша эпопея в Монако с этой фальшивкой еще не закончена, что дело не проиграно окончательно, можно попытаться приостановить процедуру… Я уверен в этом. На короткое время, конечно, но это уже что-то… Разумеется, нужны будут конкретные аргументы… В вашу защиту… Нужно будет чем-то подтвердить, что вы стали жертвой жульничества и так далее… Лучше это, чем ничего.

Шныряя птичьими глазами по сторонам, Фаяр затравленно молчал.

— А ваш адвокат за это время что-нибудь предпримет, — подбодрил Петр. — Я уверен, что вы зря так драматизируете.

— Мой адвокат?.. Да вы что! Ничего он не предпримет! Я же вам рассказывал… Вы что, действительно адвокат?

— Действительно.

— Ну, хорошо… Мы всё сделаем, как вы говорите, — забубнил фермер, словно речь шла о чем-то окончательно решенном между ними. — Но где я потом возьму сто пятьдесят тысяч, чтобы заплатить адвокату… моему… этому прощелыге?

— Сто пятьдесят тысяч — не полмиллиона, которые с вас требуют. Вам нужно взять себя в руки и взвесить всё спокойно, — сказал Петр.

— Если бы я точно знал, что для дела… я мог бы, конечно, попытаться, — растерянно бормотал Фаяр. — Вы меня, конечно, удивили. Почему раньше-то не сказали? А я плету вам, плету. Художник, думаю… Во, старый болван!..

От поездки в город по делу Фаяра у Петра остался неприятный осадок. И дело было не столько в легкости, с которой ему удалось добиться отсрочки процедуры покрытия долга, сколько в неожиданном радостном чувстве внутреннего удовлетворения, которое он не мог в себе перебороть, от возможности окунуться в привычную рабочую атмосферу.

Задним числом Петр даже упрекал себя в том, что смалодушничал, что не попытался воспротивиться почестям, которые так и пытались оказать ему сотрудники конторы пристава. Столичный бомонд всё еще пользовался здесь почетом. В провинции всё еще принимали по одежке…

Позвонив накануне в контору и согласовав время своего визита, Петр был принят с утра в просторном офисе, который занимал весь бельэтаж одного из самых приметных зданий на центральной площади Салланша.

Дверь открыла молодая секретарша с бледным правильным лицом, одетая в чесучовый костюм с короткой юбкой. Вышедший навстречу рослый, седоволосый клерк — тот самый, что приезжал на ферму с описью имущества — сдержанно пожал ему руку и пригласил на «свою половину».

Они вошли в большой светлый кабинет, обставленный старинной мебелью. Предложив ему кожаное кресло под сенью пышно разросшегося фикуса, аристократичный пристав распорядился о том, чтобы им принесли кофе, попросил разрешения курить, да еще и сигару, и для начала решил пофамильярничать. Он сделал экскурс в общую правовую обстановку в районе. Суды завалены делами. В таких условиях никого не заставишь работать на совесть. Вот некоторые и не просыхают. Пристав даже пустился в воспоминания. Сам он тоже много лет провел в Париже. Вся его родня имела прямое или косвенное отношение к правовой сфере, все жили в столице. Встреча началась в непринужденной атмосфере. Петр чувствовал себя пойманным в ловушку…