Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2

Недоумение пристава вызывал, конечно, сам факт появления адвоката собственной персоной. Раз уж адвокат не поленился проделать столь неближний путь из Парижа в Верхние Альпы только для проведения переговоров об отсрочке — одно это уже что-то да значило. С чего это тяжбой местного фермера решил заняться столичный кабинет, к тому же взявшийся за дело «под шумок», в разгар процедуры, когда «защищать было уже, собственно, нечего, кроме чести»?

Петр сдержанно пояснил, что если бы он разделял эту точку зрения, то он пожалел бы денег на дорогу.

Пристав вызов принял. От дальнейших объяснений можно было воздержаться. Браться за дело фермера Петр по-прежнему не собирался. Но вместе с тем казалось очевидным, что лучше воздержаться от громогласных заявлений по этому поводу. В противном случае визит потерял бы в глазах пристава всю значимость…

Через высокие окна в комнату вливался мягкий солнечный свет. Со двора доносился птичий щебет. Легкий сквозняк шевелил листья фикуса, приносил с улицы благоухание цветов, как будто бы даже сирени, к которому примешивался аромат арабики, кубинской сигары, да еще сладковатый флер духов секретарши, до странности знакомый и поневоле заставлявший оборачиваться в ее сторону, когда она появлялась… Это был хорошо знакомый мир. Нравится или нет — родная стихия. Окунаясь в нее, невольно норовишь расслабиться, можешь позволить себе не думать о неприятном. Но в то же время не можешь не задумываться над смыслом всех тех усилий, которые приходится проделывать над собой вне этого непроизвольно замкнувшегося круга. Как-то уж повелось в этой среде доверять друг другу, полагаться на слово, напрочь исключая из взаимоотношений даже намек на диковатые нравы и обычаи, которые считались вполне возможными, допустимыми в том, другом мире. И слава богу, что он остался за порогом. Ведь так проще. Общность интересов позволяла экономить время, нацеливать себя на главное, не озираясь по сторонам в страхе, что кто-то воспользуется твоей непрактичностью.

Однако теперь этот привычный мир заставлял почему-то насторожиться. В нем чувствовалась едва уловимая, со стороны незаметная, но в чем-то надменная оторванность от мира реального, без которого этот отлаженный привычный мир вообще не мог бы существовать. Сама атмосфера попахивала сговором, чуть ли не корпоративным. Взглянуть со стороны: люди добропорядочные и сведущие общими усилиями пытаются спасти людей слепых и падших. Причем спасать их приходится от себя самих, ведь те даже не знают, что творят. Но если задуматься, казалось непонятным, почему ради благой цели спасающие вынуждены уделять столько внимания совсем другому — выявлению собственных точек соприкосновения, того общего, то может их связывать?

В этой атмосфере и протекал разговор. Передавая друг другу бумаги, которые секретарша, хорошо знавшая досье, не спеша доставала из толстой подшивки, они проговорили в общей сложности около получаса. Пристав озадачивал своей манерой отвешивать одобрительные кивки, чем умело сбивал с толку. Трудно было понять, что у него на уме. Казалось, что он всё принимает за чистую монету. Но от заключений пристав воздерживался. Профессиональная привычка принимать решения в одиночку, в какой-то другой, нерабочей обстановке, вне эмоций и постороннего влияния, заслуживала уважения. Однако компромисс, устраивающий стороны, напрашивался сам собой.

На этом вскоре и порешили. Должник Фаяр должен был предоставить обещанные бумаги до конца месяца; адвокат брал на себя гарантии проследить за этим. В ответ на полученное обязательство пристав обещал повременить с «силовыми мерами» или приостановить их совсем, если предоставленные ему документы будут соответствовать тому, что ему пообещали…

Выйдя на улицу, миновав площадь и мост, Петр вдруг понял, почему ему не удавалось сосредоточиться, почему он не мог подытожить всё только что происшедшее и составить для себя ясный план действий. Он испытывал мучительное, одурманивающее чувство отвращения. Отвращение к ситуации, в которой он оказался, к тому, как ему удалось выйти из положения — по сути, сухим из воды…

Главная сложность, вытекавшая из договоренности с приставом, состояла в том, кто будет вести дело фермера дальше. Обиды Фаяра на адвоката, занимавшегося его тяжбой, имели под собой все основания. Чтобы в этом убедиться, достаточно было пролистать имевшиеся у фермера бумаги. За два года, истекшие с того дня, как Фаяр вверил адвокату дело, тот не предпринял ни одного сколько-нибудь серьезного шага. Экземпляр досье, имевшийся у Фаяра, оказался более чем неполным. Недоставало самых важных документов.