Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2

Петр вошел в квартиру. Пройдя за ним следом, Фон Ломов с любопытством осмотрелся по сторонам, снял с головы кепи, положил на стол бинокль, кожаную папку и уставил взгляд на висевший над столом этюд, изображавший саму ферму.

— Я так и думал, — многозначительно сказал он.

Петр не понял.

— Был уверен, что встреча получится вот такой… дурацкой и банальной.

— Одно время я перестал надеяться даже на банальную, — с грустью заметил Петр.

— Да, вам всем досталось… Когда я зашел в контору, братия набросилась на меня. Чуть не через лупу меня разглядывали.

— Ты был в Версале?

— Заходил.

Петр всплеснул руками и заметил:

— Я говорил с Калленборном… Он ни словом о тебе не обмолвился.

— Говорят, что тебе перепало… Из-за меня чуть все не перессорились?

— Преувеличивают… — Петр уставил взгляд на коричневые туфли гостя и вдруг подумал, что не помнит, на какой ноге Фон Ломов потерял пальцы при ранении. — И что Москва? Что ты там вообще планируешь делать? — спросил он с некоторым вызовом.

— Отсюда всё это кажется изнанкой, зазеркальем… Сам удивляюсь. Приходится много ездить. Повсюду.

— Всё удается? Как ты хотел?

— Разве бывает всё, как хочешь? — Фон Ломов поднял на Петра умоляющий взгляд. — Пожалуй, да… Жаловаться не на что… Первое время пришлось заниматься чем попало. Знакомые пристроили меня в университет. Но так, одно название — университет. На некоторое время я даже увлекся, читал курс лекций по истории западноевропейского права… А потом, когда разобрался, что к чему, вернулся к работе. Мне предложили место в американской юридической фирме. С тех пор и мотаюсь.

— Да, здесь тоже всё теперь по-другому… — Петр задумчиво качал головой. — Кстати, ты уезжал из Уганды с русской девушкой… Она-то где? Тоже в Москве?

— Да. Всё нормально… Но ей опять трудно… Опять куда-то рвется. Болезнь всех русских. Но ты знаешь…

— Ты женился?

— Собираюсь.

Они иронично переглянулись.

— В Альпах ты давно? — повторил Фон Ломов свой вопрос.

— Второй месяц.

— Калленборн рассказывал о твоем легионере… Хотя я так и не понял, каким образом ты умудрился вляпаться в эту историю.

— Я одного не пойму, почему Густав не сказал мне, что ты в Париже?.. Ей-богу, в нем появилось что-то неприятное… Да ведь ты в курсе теперь. Всё изменилось, — заключил Петр во второй раз.

— Да, планы у них наполеоновские, — согласился Фон Ломов. — Но их тоже можно понять. Они не знают, что думать о твоем исчезновении. Каких только гипотез я не наслышался. Но послушай… По-моему, глупо всё это обсуждать. Скажу откровенно: я ума не приложу, что тебе делать, но мне ясно одно… Ты ведь никогда не довольствоваться половинчатыми решениями. Доводить начатое до победного конца — вот уж идиотское кредо. Я, например, всегда страдал от того, что не умел ничего довести до ума, до конца. Но бывают ситуации, когда даже святое правило подводит… — На миг как будто бы усомнившись в сказанном, Фон Ломов добавил: — В теории всё это прекрасно, а на деле часто получается непонятно что.

Что-то про себя соизмеряя, оба опять молчали.

— Постой, так это здесь, что ли? Твой истец, о котором ты просил Калленборна, хозяин этой фермы? — спросил Фон Ломов.

Петр кивнул и тоже спросил:

— Калленборн бумаги хотя бы передал?

— Да, я привез бумаги… Но икру он всё же метал… Адвокат, к которому ты его отправил, плохо его принял. Насколько я понял, новый иск он может подать хоть сегодня, и даже экспертизу уже провел. Но есть загвоздка: бывший владелец фальшивки был готов всё уладить, предлагал забрать безделушку обратно и вернуть деньги, но твой клиент, как его…

— Фаяр?

— Ну да… То есть не отец Фаяр, а сын, с которым ты свел Калленборна… Он отказался идти на мировую, запросил у махинатора компенсацию за обман. А тот, от греха подальше, смылся… Честно говоря, я бы сделал то же самое.

— Странно… странно, что я не в курсе. — Петр задумался.

Подступив к столу, Фон Ломов расстегнул папку, извлек из нее другую, картонную, положил ее на стол и пояснил:

— Бумаги, счет за экспертизу — всё здесь. Калленборн просил передать, что было бы хорошо добиться приостановки требований о погашении и выиграть время, а следующим этапом… Получается, что сын отца объегорил?

— Получается, что так.

— Между нами говоря: что всё это за чушь? Зачем фермеру это яйцо? За такие деньги?

— Какое это имеет значение? — Петр помолчал, а затем, догадавшись, что именно к этому Фон Ломов и подводил разговор, добавил: — Лично мне это кажется полным идиотизмом… То, что старик, помешанный на разведении кур, вдруг покупает фальшивое пасхальное яйцо, под видом драгоценного, да еще и умудряется потратить на него все сбережения. Идиотизм! И что с этого? Поэтому я не должен помогать ему?

— Как я понял, Калленборну пришлось объясняться и с сыном фермера. Если принимать за чистую монету мнение Калленборна, то этот малый — еще тот пройдоха… — Фон Ломов продолжал излагать явно чужую, не свою точку зрения. — На словах Калленборн просил передать тебе просьбу братии. Если ты не захочешь вести это дело сам, то от него лучше отказаться. Они не хотят тратить на это время.

— Я так и думал. Болтуны, — вздохнул Петр.