– Твоя мать, – удается прохрипеть ей.
– Вы не обязаны ничего рассказывать мне о моей матери, – огрызается Дафна. – Я же уже сказала, что она дала много обещаний, которые не намеревалась сдержать, – вам, мне, Софронии. Но я не моя мать, и раз я обещаю, что следующий час будет для вас сплошным мучением, что каждую секунду вы будете страдать, не в силах позвать на помощь, и в конце концов умрете, – значит, так все и будет.
Теперь Евгения пытается сесть, позвать на помощь, но она слишком слаба, а горло пересохло еще от предыдущего яда. Она не может издать ни звука.
– Ирония в том, – говорит Дафна, поднимаясь на ноги и разглаживая руками юбку, – что, если бы Софрония была здесь, она призвала бы к милосердию. Она бы посоветовала мне быть сострадательной, понять, что побудило вас сделать то, что вы сделали, и я, скорее всего, послушала бы ее. Софрония всегда делала меня добрее, но из-за вас ее убили, и теперь вы столкнетесь с последствиями.
Сказав это, Дафна поворачивается спиной к Евгении как раз в тот момент, когда та снова разражается кашлем. Дафна, не оглядываясь, выходит из спальни, закрывает за собой дверь и идет через пустую гостиную к главной двери. Проходя мимо стражников, она с сияющей улыбкой благодарит их за то, что они позволили ей навестить леди Юнис.
– Бедняжка совсем плоха, – говорит она им. – Если она собирается выздороветь, ей нужно как следует выспаться, так что не пускайте к ней никого еще по крайней мере несколько часов, хорошо? – спрашивает она.
Стражники склоняют головы и уверяют ее, что это будет исполнено.
Дафна возвращается в свою комнату и обнаруживает, что там ее ждет Байр. Он расхаживает взад и вперед, но как только она входит, юноша резко останавливается и смотрит на нее серьезными глазами.
– Ты это сделала? – спрашивает он.
– Да, – просто говорит Дафна. В какой-то степени она понимает, что должна испытывать вину, что должна ощущать хоть каплю раскаяния, но совсем ничего такого не чувствует. У себя в голове она слышит голос Беатрис, называющей ее холодной, безжалостной стервой. Возможно, это как никогда справедливо, но все угрызения совести, на которые только способна Дафна, сейчас предназначены Виоли.
– С тобой все в порядке? – спрашивает ее Байр, понижая голос, хотя в комнате с ними больше никого нет.
Дафна тяжело вздыхает, снимает кожаные перчатки, кладет их на стол и поворачивается к нему лицом.
– Что ты хочешь от меня услышать, Байр? – спрашивает она. – Что я потрясена, в ужасе от того, что мне пришлось сделать? Это не так. Правда в том, что я чувствую себя совершенно нормально. После сегодняшнего дня я больше никогда не буду думать об этой женщине. Вот и вся правда. Но это не то, что ты хочешь услышать, не так ли?
Какое-то мгновение Байр просто смотрит на нее.
– Конечно, это то, что я хочу услышать, – говорит он наконец. – А что ты думала? Что я хочу, чтобы ты страдала?
– Я думала, что ты считаешь меня монстром, что я тебя пугаю.
Слова вырываются сами собой, но, едва произнеся их, Дафна понимает, что они правдивы. И теперь, начав, она уже не может остановиться:
– И ты прав, что думаешь так, правда. Но мне невыносимо видеть, как ты смотришь на меня вот так, как сейчас. Особенно теперь, когда я все еще не знаю, что мне сделать, чтобы помочь Виоли. Веришь ты мне или нет, я действительно чувствую себя виноватой перед ней. Так что если ты пришел лишь затем, чтобы меня осудить, то, прошу, уходи.
Байр качает головой, проводит рукой по волосам и издает короткий, натянутый смешок.
– Дафна, я всегда честно признавал тот факт, что ты меня пугаешь, – говорит он. – Но ты не монстр. Это она была монстром.
– Думаю, это зависит от того, у кого спросить, – бормочет Дафна.
Байр за два больших шага сокращает расстояние между ними.
– Но ты задала мне вопрос, – говорит он. – Тогда в гостинице я не мог ответить, слишком уж о многом надо было подумать. И я до сих пор думаю. Но на случай, если тебе еще не очевидно: я на твоей стороне. Если ты монстр, прекрасно. Я тоже буду монстром. Мы будем монстрами вместе.
Дафна сглатывает и поднимает на него полный нерешительности взгляд. Слова словно покинули ее, поэтому, вместо того чтобы говорить, она приподнимается на цыпочки и целует его. Она чувствует, что после секунды шока он расслабляется и обхватывает ее руками, чтобы прижать к себе. Спустя мгновение – слишком короткое мгновение – он отстраняется.
– Не то чтобы я возражал, но не уверен, что на это есть время, – говорит он несколько застенчиво. – Вечером состоится суд над Виоли. Но тебе, конечно, не обязательно присутствовать.
– Конечно же я там буду, – говорит она.
– Нет, Дафна, не ходи, – твердо говорит он. – Ты не заставляла ее ничего делать – ты дала ей разрешение сделать то, чего она сама хотела. Она сделала выбор.