Звёздная пыль в их венах

Рядом с книгами лежит стопка писем. Большая часть не распечатана, но некоторые, похоже, вскрыты, прочитаны и отложены в сторону.

Ее подмывает посмотреть, но она сказала Паскалю, что поторопится, поэтому вместо этого находит среди разложенного оборудования ступку и пестик. В стоящем у стола шкафу она берет один из дюжины флаконов со звездной пылью.

Усаживаясь за рабочий стол, Беатрис вытаскивает стебли сушеного этельдейса. Она кладет стебли в ступку, и пока она их утрамбовывает, листья и лепестки рассыпаются на мелкие хлопья. Затем она берет в руки пестик и начинает растирать стебли в мелкий порошок. Добившись желаемого результата, она открывает флакон со звездной пылью и высыпает ее в ту же ступку. Осталось добавить свое желание.

– Я хочу, чтобы действие этого яда было как можно более смертоносным, – говорит она.

Ничего не происходит, и Беатрис не уверена, что желание сработало. Найджелус сказал, что у нее нет дара к усилению звездной пыли, как у некоторых других эмпиреев. Но до того как Беатрис узнала, что она – эмпирей, девушка много раз использовала звездную пыль, так что она надеется, что все сработает. По крайней мере, в той степени, в которой требуется.

Она насыпает получившуюся смесь обратно во флакон из-под звездной пыли и снова закрывает его, опуская в карман. Кажется странным, но яд в кармане словно давит ее вниз – если не физически, то в переносном смысле слова.

Беатрис собирается использовать его, чтобы убить свою мать. Она собирается проникнуть в спальню императрицы и подмешать яд в пудру для лица, а потом они с Паскалем, Эмброузом и Жизеллой покинут дворец через туннель, о котором ей рассказала сестра Элоиза. Неважно, сколько раз она обдумывает этот план или даже проговаривает его вслух с Паскалем, она до сих пор не может все осознать.

Она отбрасывает эти мысли в сторону, относит ступку и пестик к умывальнику, льет на них воду из кувшина и трет их тряпкой, чтобы смыть яд. Тщательно вымыв руки, она находит чистую тряпку, чтобы вытереть ступку и пестик, а затем возвращает их на место, на стол с оборудованием.

Беатрис в последний раз оглядывает лабораторию, чтобы убедиться, что все выглядит так же, как до ее прихода, и понимает, что оставила шкаф со звездной пылью приоткрытым. Она качает головой, ругая себя за то, что чуть не оплошала, и пересекает комнату, чтобы закрыть дверцу.

Пока она это делает, ее взгляд падает на стол Найджелуса, и она замечает письмо, которое было засунуто в дальний угол стола, ближе к шкафу. Ее внимание привлекает одно-единственное слово, написанное незамысловатым, незнакомым ей почерком: «Дафна». Недолго думая, Беатрис хватает листок со стола, но прежде чем она успевает начать читать, за дверью лаборатории раздаются шаги. Она засовывает письмо в карман плаща, где лежит яд, и поворачивается лицом к двери как раз в тот момент, когда она открывается.

Найджелус стоит в дверях в том же строгом костюме, в котором она видела его на всех предыдущих балах, какие только помнит. Его глаза прикованы к ней. Она чувствует небольшое облегчение от того, что он не выглядит сердитым, обнаружив ее здесь, но, кажется, он смущен.

– Принцесса Беатрис, – говорит он, входя в комнату и закрывая за собой дверь. – Я слышал, ты была больна.

Беатрис требуется всего секунда на размышления.

– А тебе на то, чтобы уйти с бала, потребовалось куда больше времени, чем я думала. Разве у нас не будет урока?

– Я же сказал, твои уроки закончены, – говорит Найджелус, хмурясь.

– Но Сверкающий Бриллиант, – говорит она. – Звезда вернулась на место?

Какое-то мгновение Найджелус ничего не говорит, но смотрит на нее так, что ее кожа начинает зудеть.

– Да, вернулась, – медленно говорит он. – Как и звезда Жалящая Пчела. Ты же именно ее недавно использовала, не так ли?

– Да.

Беатрис удивленно моргает. Она задала этот вопрос лишь для того, чтобы оправдать свое присутствие. Она думала, что если бы он увидел эти созвездия, то сам бы ей сообщил. В конце концов, пусть Найджелус и не хочет больше ее учить, он сам сказал, что им еще есть что обсудить. Так почему он не рассказал ей? Но, едва подумав об этом, она понимает почему: потому что он не сказал бы ей ничего, что побудило бы ее использовать свой дар. Дар, который он считает проклятием.

– Приятно это знать, – говорит она. Отчасти ей хочется возмутиться, что он ничего ей не рассказал, и таким образом возобновить спор двухдневной давности. Она не ждет, что кто-то из них передумает, просто спор для нее – одна из наиболее привычных форм общения. Но голос в ее голове советует быть прагматичной и сосредоточиться на текущей задаче, а не отвлекаться на свои эмоции.

Забавно, но этот голос звучит так, словно принадлежит ее матери.

Беатрис прочищает горло и продолжает:

– Конечно же, я буду невероятно осторожна в отношении силы, которой обладаю. А ничему новому, как я уже поняла, ты меня учить не будешь.