– Не всех. – На удивление он не потерял ни одного пера, а значит, говорил правду.
Хотя для того, чтобы это оказалось правдой, хватит и одной грешницы…
– Ты злишься. – Это не вопрос.
– Я не злюсь, Адам; я отношусь с осторожностью.
– К чему?
– К тому, что стала одной из многих женщин, павших перед твоим обаянием.
– Напомню, что мне приходится конкурировать с Джаредом.
Раздраженный вздох вырвался из уголка моего рта, сдувая непослушную прядь волос.
– Он воображаемый мужчина. А все те женщины… они существуют.
– Существовали.
– Неужели все они погибли от разбитого сердца? – Я потрогала узел на полотенце, убедившись, что оно надежно закреплено.
Уголок рта Адама дернулся, отчего появилась эта ужасно соблазнительная ямочка.
– Я имел в виду, что они существовали до тебя. И там они и останутся. В прошлом.
– А как насчет твоих следующих грешниц? – Желудок сжался при воспоминании о девушке, чье бедро он поглаживал.
Адам вздохнул и поднял руки к моим щекам, мягко касаясь кожи.
– Я собираюсь признаться в том, что, надеюсь, изменит твое мнение о нас. Клянешься не смеяться надо мной?
Любопытство подорвало мою решимость указать на то, что нет никаких «нас».
– Поклянись.
Я вздохнула.
– Ладно. Клянусь.
– Отлично. Приступим. – Он несколько раз вдохнул и выдохнул, будто готовясь к прыжку с обрыва. – Ноа считает, что мы с тобой родственные души.
Мои ресницы взметнулись так высоко, я подумала, что они столкнутся с линией роста волос. Из всего, в чем Адам мог признаться, подобного я не ожидала.
– Я отмахнулся от него, когда он произнес это, но теперь не могу, потому что ты заставляешь меня чувствовать… – Губы Адама сомкнулись, раскрылись, а затем его лоб наморщился. – Ты заставляешь меня чувствовать так много всего.
Во время его признания мои пальцы снова опустились к бокам и задрожали, вторя пульсу, потому что Адам тоже заставлял меня чувствовать невероятное количество всего. Слишком много. Рядом с ним моя душа словно оживала. Будто он ее наэлектризовывал. Я полагала, что в каком-то смысле так оно и было. В конце концов, за один день я трижды тлела перед ним.
Бороздки на его лбу становились все отчетливее, поскольку мое молчание затягивалось, но признаваться в том, что наши чувства взаимны, опасно. Равносильно тому, чтобы вручить кому-то заряженный пистолет, из которого он в любой момент может вас убить. Да, Адам дал мне в руки оружие, но он мастер соблазнения. Этим он зарабатывал на жизнь. Помимо охраны избранных людей.
– Я потерял из-за тебя голову, Найя. – Он прислонился своим лбом к моему. – С тех пор, как мы встретились, вижу только тебя. Думаю только о тебе. И это, черт побери, сводит меня с ума, потому что я не знаю, как положить этому конец.
У меня в груди что-то сжалось.
– Почему ты хочешь это остановить?
– Потому что, даже если ты не спешишь вознестись, от Элизиума тебя отделяет всего шестьдесят перьев.
Вереница эмоций обвила мое горло и грудь, закручиваясь так плотно, что я едва могла дышать.
Он провел носом по моей щеке, и я сомкнула веки.
– Ты что-нибудь чувствуешь ко мне? Кроме настороженности и раздражения? – В его тоне ощущалось напряжение, выдававшее неуверенность.
Именно это в итоге прорвало мою защиту и разрушило стены. Не красивые слова Адама и не опечаленное признание, что я могу быть его родственной душой.
Его уязвимость.
– Я тлела перед тобой, Адам. И не единожды.
Он выпрямился, удерживая мой взгляд.
– Как можешь ты сомневаться в моих чувствах, когда я демонстрирую их своей кожей?
Хоть я и не просила тело доказывать свою точку зрения, оно, должно быть, почувствовало, что Адам нуждался в дополнительных уверениях, потому что притаившаяся между нами темнота начала переливаться светом моей души.
Глава 51
Найя
Пока мое тело продолжало исполнять Адаму серенаду мерцающим светом, у меня в голове вертелось его предыдущее заявление.
Хотя офанимы называли их человеческой выдумкой,
Даже если Адам не всегда пробуждал любовь, он неизменно вызывал эмоции.
Он приподнял мою голову, затем ухватил прядь волос с ресниц и аккуратно заправил ее за ухо.
– Ты ослепляешь меня, Перышко.
Его произнесенные шепотом слова потрясли мое сердце, перенеся из этого сумрачного гостиничного номера в храм из мрамора и золота, где они эхом отразились от моей щеки голосом другого мужчины на ином языке.
Я отмахнулась от этого изобилующего великолепия и голоса Джареда и вернулась в свою спальню, к парню, чьи глаза напоминали драгоценные камни. Пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце и скрыть помутнение в сознании, я прохрипела:
– Утром я принесу тебе солнечные очки.
Адам улыбнулся.
– И приглушишь вид своего мерцания для меня? Предпочту ожог роговицы третьей степени. – Он провел по моим губам шероховатой подушечкой большого пальца, раскрывая их, смачивая лишь кончик, прежде чем провести им по рту.