– Ты говоришь, что позволишь кому-то погибнуть лишь потому, что так удобнее, чем заниматься его спасением. – Я подошла к комоду и достала майку с джинсами, простые и практичные. Вся моя забавная одежда осталась в поместье Данморов. Если только Эмми не забрала что-то помимо бомбера. Я почти желала, чтобы это оказалось правдой, потому что мне хотелось вернуть коллекцию футболок мамы. И мои туфли. Ангелы, у меня были такие великолепные туфли.
– Твое сердце тебя ослепляет.
Моя спина напряглась. Я повернулась к Адаму, прижимая к груди маленькую стопку одежды.
– Сердце побуждает меня искать то, что ты не хочешь видеть.
– Ты правда считаешь, что у того, кто убил сотни людей, есть совесть? Брось, Найя. Повзрослей.
Я ощетинилась. С чего Адам взял, что вправе разговаривать со мной так, будто я невоспитанный ребенок?
– Если у тебя нет для меня ободрения или совета, как помочь Тройке, тогда, будь добр, проваливай. – Я взглянула на пару кроссовок с розами. Поблагодарив Галину, я узнала, что она не имеет к их покупке никакого отношения, что это все заслуга Адама. Я собиралась поблагодарить и его, но теперь желание пропало. Точно так же, как желание их носить.
Ладони легли на мои обнаженные плечи. Я настолько потерялась в мыслях, что решила, будто Адам прислушался к моему требованию, но мне следовало это предвидеть. Мой чернокрылый товарищ никому не подчинялся.
– Прости меня, ладно? – Он навис надо мной.
– Что ж, мне тоже жаль. – Когда он в замешательстве приподнял брови, я добавила: – Жаль, что ты все это произнес, поскольку твои слова заставили меня сожалеть, что я подарила первый поцелуй тому, кто так плохо обо мне думает.
– Неправда, – прошипел он. – Не говори так.
– Под «так» ты подразумеваешь мои истинные мысли? Иронично, что ты просишь меня об этом, когда сам без стеснения делишься каждым своим суждением.
– Перышко.
– Нет. Не называй меня так. – Я стряхнула его ладони, вжавшись в комод так сильно, что каркас впился мне в спину. – И не трогай меня.
Зрачки Адама расширились, будто мой отказ повредил его радужку. Я попыталась отойти, но он опустил руки по обе стороны от меня, заключив в ловушку.
– Перестань. Пожалуйста.
– Что именно?
– Отталкивать меня.
Я задрала голову.
– Ты ожидал объятий после твоих бестолковых извинений? Может, ты и привык к подобному, но у меня достаточно самоуважения, дабы понимать, что я заслуживаю того, кто не считает меня импульсивным и несообразительным ребенком.
Его веки сомкнулись, проявив морщинки в уголках глаз. С силой, которая казалась геркулесовой, он оттолкнулся от комода.
– Я вовсе не думаю о тебе так. Просто чертовски волнуюсь. Знаю, что ты бессмертна, но… – Он облизнул губы. – Но ты можешь истечь кровью. Я весь был в твоей крови. До сих пор ощущаю ее запах. – Его глаза открылись. – Если этот мужчина причинит тебе боль…
– Значит, это будет заслуженно, и я найду дорогу в гильдию и позволю офанимам разобраться с моими ранами.
– Никто не заслуживает того, чтобы ему причиняли боль. Но это неважно, потому что, если Пабло ранит тебя, я его прикончу, независимо от того, будет его счет составлять сотню или девяносто баллов. – Взгляд Адама затуманился, будто он представлял себе, как оборвет жизнь принца. – И я обязательно продлю его мучения.
Мягкий пух коснулся моей голени, растворяя спальню и нависшего надо мной парня.
Внезапно оказалось, что я сижу, а моя рука – не моя… Адама – на голом бедре какой-то девушки. Вспыхнувшая ревность охватила меня столь стремительно, что я не могла сосредоточиться на его словах.
Мне хотелось уйти из этого воспоминания.
Прочь из темного клуба и подальше от девушки, которую Адам явно исправил путем соблазнения.
Когда я наконец вернулась к реальности, мое нёбо горело от досады и горя. Мне удалось проглотить и то и другое. Но что не удалось подавить, так это дрожь в теле.
Оттолкнувшись от Адама, я бросила одежду на кровать. Ее очертания расплылись, врезаясь в белые простыни.
Воспоминание старое, но я чувствовала себя преданной. Необоснованно, ведь Адам не принадлежал мне тогда, и сейчас он тоже не мой. И чем больше я думала об этом, тем отчетливее понимала, что нам никогда не быть вместе. Мы слишком воспламеняемы. Одна искра – и загоримся, а огонь сжигает все, к чему прикасается. Особенно небесный огонь. В итоге мы бы уничтожили друг друга: крылья, тела и души.
Запах обгоревшей плоти и перьев, обращенных в пепел, ударил мне в нос и скрутил желудок. Плечи пронзила боль. Была ли эта фантомная агония предчувствием? Я схватилась за лицо, пытаясь остановить разбушевавшееся воображение.
– Найя, детка, что случилось? – Адам схватил меня за талию и повернул к себе. Его глаза были такими зелеными. Такими яркими.
Как и его аромат.
Лесной, великолепный, с нотками сладости.
Я глубоко вдохнула его, пытаясь отогнать запах обугленных перьев.
– Какую миссию ты увидела?
Его слова отбросили меня обратно в пропасть ревности, из которой я только что выбралась.
– А это имеет значение? Разве ты не соблазняешь всех своих грешниц?
Его хватка ослабла.