Читаем Звуки, которые нас окликают полностью

Я впервые смотрела в гроб без страха: там, среди светлого полотна и золотых полос, из белого, обсыпанного пудрой ворота, виднелся почти белый холст. Не похожий ни на кого, не похожий ни на что. И скоро рисунки тоже проползут под скорлупу…

Лента с белого лба взлетает в воздух, но падает, оставшись чистой, на ребро. Взрослый внук, успокаивая свою заголосившую маму — мою тётю, возвращает ленту на место.

Теперь можно.

Не плачь, мой маленький Паустовский, не нужно часами растирать миндальные зёрна или взбивать ложкой белки. Стол накрыт для куриной лапши и картофельного пюре.

«Он любил мандаринки», и мандаринки тоже вот здесь, на столе, позади свечи и «молодой» фотографии. И сладкое нынче не в удовольствие, а в память, смирись.

Людям всегда кажется, что Пасха — это про кого-то другого.

Но теперь будет так. Она стала глубже и ближе.

Чудесное чужое воскрешение не могло ко мне приблизиться, а смерть родного человека подошла не спросясь.


***

Что ни прогулка, то находка. Подслушала диалог двух девочек.⠀

— Давай искать пони? — предлагает одна. Вторая постарше и мыслит рационально:⠀

— Если ты его спрячешь, ты будешь знать, где он. Надо, чтобы пони сам спрятался.⠀

И повисает пауза, и девочки в тупике.

Пластмассовый пони опять во всём виноват.


СМЕЛОСТЬ БЫТЬ СВОБОДНЫМ


Смею ли я выйти в красных домашних спортивках в магазин?

Ну, домашние. Ну, красные. Одна дырочка на колене, о которой знаю только я.

Кто-то вне моей квартиры осудит меня? Не осудят.

Или я не узнаю об этом. Или узнаю, но не буду травмирована.

Кто же внутри осуждает меня? Почему я осматриваю свои спортивки, вместо того, чтобы идти в магазин?

Когда-то давно я была на таком уровне несвободы и страха, что надетая красная рубашка была моим вызовом обществу. Просто надев красную рубашку, я чувствовала себя смелой и сильной. Натренировав на рубашке волю, я купила очки с красной оправой. Рубашка — лишь иногда, очки же — ежедневно. Тонкая красная рамка вокруг глаз делала меня смелее.

И немного свободнее.

С каждым днём я чувствую возрастающую тягу к свободе.

На обложке к фильму «В присутствии художника» Марина Абрамович в красном платье. На левом плече лежит её толстая чёрная коса крашеных волос (ей за шестьдесят), глаза — то ли после плача, то ли перед ним. Глаза — это её инструмент в главном перформансе выставки МоМа. Каждый день, с марта по апрель, люди приходили посмотреть ей в глаза.

Она надевает платье. Она заплетает волосы, красится. Садится на стул со встроенным унитазом и смотрит на сотни пришедших к ней.

Начав просмотр, ты поймёшь, что это фильм про свободу.

На выставке Абрамович вызывающие перформансы — на взгляд большинства русских, возмутительные, дикие, — повсюду обнажённые тела, с видеоэкранов доносятся протяжные стоны и крики.

«Фу-фу», — вскричат те, кто не готов на такое.

Я не готова. Но я не кричу.

Двое — парень и девушка — абсолютно голые, с неидеальными телами, с волосами в положенных местах, стоят друг напротив друга в проёме двери; желающие попасть в зал выставки вынуждены протискиваться между ними, лицом к парню или лицом к девушке — на свой вкус. Грудь девушки смещается вслед проходящему, но спустя секунду возвращается в состояние покоя.

На видео оголённые женщина и мужчина бегут навстречу друг другу, сталкиваются и пытаются устоять на ногах. Удаётся не всегда. Они сталкиваются снова, с силой, самоотверженно, демонстративно. Демонстрируются отношения, понятные всем.

Или они же стоят спиной друг к другу. В попытке разбежаться в стороны они ударяются о стены и снова прижимаются спинами — проход, в котором они стоят, слишком узок.

Никуда не денешься. Стой, не петюкай, а иначе об стену — хлоп. Всё равно вернёшься.

Но не болью единой.

Самый масштабный перформанс пары — это путешествие навстречу друг другу по Великой Китайской стене.

Слабо ли тебе идти три месяца навстречу кому-то? Можно и в красных спортивках, разрешают. И в красной рубахе, и в красных очках.

Нам всё позволено, но мы не свободны.

С каждым днём чувствую возрастающую тягу к свободе.

Мои желания — это я. Эгоизм — это я.

Дырочка на колене, солёная рыба с мёдом, скрещённые ноги на столе, селфи для тебя в туалете, верхняя полка поезда, сон под подушкой — это всё я.

Я признаю это и освобождаюсь.


ВСЁ НЕ ЗРЯ


31 июля. Мы с подругой сидим в зале ожидания Ростовского вокзала. Позади десять беззаботных дней отпуска с морем, солнцем, хачапури из грузинского ресторана и другими приятными излишками и баловствами, на которые, к слову, ушли почти все наши средства. Вот вообще все. Все до последних ста рублей.⠀

В поезд закупались скромно, «только самое необходимое»: хлеб, лапша быстрого приготовления, вода, немного овощей. Из лакомств — килограмм абрикосов с ростовского рынка.⠀

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 заповедей спасения России
10 заповедей спасения России

Как пишет популярный писатель и публицист Сергей Кремлев, «футурологи пытаются предвидеть будущее… Но можно ли предвидеть будущее России? То общество, в котором мы живем сегодня, не устраивает никого, кроме чиновников и кучки нуворишей. Такая Россия народу не нужна. А какая нужна?..»Ответ на этот вопрос содержится в его книге. Прежде всего, он пишет о том, какой вождь нам нужен и какую политику ему следует проводить; затем – по каким законам должна строиться наша жизнь во всех ее проявлениях: в хозяйственной, социальной, культурной сферах. Для того чтобы эти рассуждения не были голословными, автор подкрепляет их примерами из нашего прошлого, из истории России, рассказывает о базисных принципах, на которых «всегда стояла и будет стоять русская земля».Некоторые выводы С. Кремлева, возможно, покажутся читателю спорными, но они открывают широкое поле для дискуссии о будущем нашего государства.

Сергей Кремлёв , Сергей Тарасович Кремлев

Публицистика / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное