Я впервые смотрела в гроб без страха: там, среди светлого полотна и золотых полос, из белого, обсыпанного пудрой ворота, виднелся почти белый холст. Не похожий ни на кого, не похожий ни на что. И скоро рисунки тоже проползут под скорлупу…
Лента с белого лба взлетает в воздух, но падает, оставшись чистой, на ребро. Взрослый внук, успокаивая свою заголосившую маму — мою тётю, возвращает ленту на место.
Теперь можно.
Не плачь, мой маленький Паустовский, не нужно часами растирать миндальные зёрна или взбивать ложкой белки. Стол накрыт для куриной лапши и картофельного пюре.
«Он любил мандаринки», и мандаринки тоже вот здесь, на столе, позади свечи и «молодой» фотографии. И сладкое нынче не в удовольствие, а в память, смирись.
Людям всегда кажется, что Пасха — это про кого-то другого.
Но теперь будет так. Она стала глубже и ближе.
Чудесное чужое воскрешение не могло ко мне приблизиться, а смерть родного человека подошла не спросясь.
СМЕЛОСТЬ БЫТЬ СВОБОДНЫМ
Смею ли я выйти в красных домашних спортивках в магазин?
Ну, домашние. Ну, красные. Одна дырочка на колене, о которой знаю только я.
Кто-то вне моей квартиры осудит меня? Не осудят.
Или я не узнаю об этом. Или узнаю, но не буду травмирована.
Кто же внутри осуждает меня? Почему я осматриваю свои спортивки, вместо того, чтобы идти в магазин?
Когда-то давно я была на таком уровне несвободы и страха, что надетая красная рубашка была моим вызовом обществу. Просто надев красную рубашку, я чувствовала себя смелой и сильной. Натренировав на рубашке волю, я купила очки с красной оправой. Рубашка — лишь иногда, очки же — ежедневно. Тонкая красная рамка вокруг глаз делала меня смелее.
И немного свободнее.
С каждым днём я чувствую возрастающую тягу к свободе.
На обложке к фильму «В присутствии художника» Марина Абрамович в красном платье. На левом плече лежит её толстая чёрная коса крашеных волос (ей за шестьдесят), глаза — то ли после плача, то ли перед ним. Глаза — это её инструмент в главном перформансе выставки МоМа. Каждый день, с марта по апрель, люди приходили посмотреть ей в глаза.
Она надевает платье. Она заплетает волосы, красится. Садится на стул со встроенным унитазом и смотрит на сотни пришедших к ней.
Начав просмотр, ты поймёшь, что это фильм про свободу.
На выставке Абрамович вызывающие перформансы — на взгляд большинства русских, возмутительные, дикие, — повсюду обнажённые тела, с видеоэкранов доносятся протяжные стоны и крики.
«Фу-фу», — вскричат те, кто не готов на такое.
Я не готова. Но я не кричу.
Двое — парень и девушка — абсолютно голые, с неидеальными телами, с волосами в положенных местах, стоят друг напротив друга в проёме двери; желающие попасть в зал выставки вынуждены протискиваться между ними, лицом к парню или лицом к девушке — на свой вкус. Грудь девушки смещается вслед проходящему, но спустя секунду возвращается в состояние покоя.
На видео оголённые женщина и мужчина бегут навстречу друг другу, сталкиваются и пытаются устоять на ногах. Удаётся не всегда. Они сталкиваются снова, с силой, самоотверженно, демонстративно. Демонстрируются отношения, понятные всем.
Или они же стоят спиной друг к другу. В попытке разбежаться в стороны они ударяются о стены и снова прижимаются спинами — проход, в котором они стоят, слишком узок.
Никуда не денешься. Стой, не петюкай, а иначе об стену — хлоп. Всё равно вернёшься.
Но не болью единой.
Самый масштабный перформанс пары — это путешествие навстречу друг другу по Великой Китайской стене.
Слабо ли тебе идти три месяца навстречу кому-то? Можно и в красных спортивках, разрешают. И в красной рубахе, и в красных очках.
Нам всё позволено, но мы не свободны.
С каждым днём чувствую возрастающую тягу к свободе.
Мои желания — это я. Эгоизм — это я.
Дырочка на колене, солёная рыба с мёдом, скрещённые ноги на столе, селфи для тебя в туалете, верхняя полка поезда, сон под подушкой — это всё я.
Я признаю это и освобождаюсь.
ВСЁ НЕ ЗРЯ
31 июля. Мы с подругой сидим в зале ожидания Ростовского вокзала. Позади десять беззаботных дней отпуска с морем, солнцем, хачапури из грузинского ресторана и другими приятными излишками и баловствами, на которые, к слову, ушли почти все наши средства. Вот вообще все. Все до последних ста рублей.⠀
В поезд закупались скромно, «только самое необходимое»: хлеб, лапша быстрого приготовления, вода, немного овощей. Из лакомств — килограмм абрикосов с ростовского рынка.⠀