Звуки, которые нас окликают

По улице тогда люди плавали в лодках: за хлебом ли, к родным, на работу. Благо лодки имели почти все, наводнение редкостью не было. Жизнь не останавливалась, но все ругали беспечную непослушную воду, как провинившегося ребёнка.

Когда река той весной вернулась в берега, все принялись «убирать за ребёнком игрушки»: чистили сизый ил, собирали разбросанные пожитки.

Студентов отцовского колледжа направили разбирать продуктовые склады. Там, в огромных бетонных комнатах, вода особенно порезвилась: на полах толстым слоем лежал мягкий речной ил, консервы были раскатаны по углам, этикетки с них сняты. Коробки с макаронными изделиями имели ужасный вид: казалось, что они побывали в огромной влажной пасти, перетёршей картон до состояния тряпки. Все ящики, упаковки — всё было сырым и мокрым.

Сахарные мешки по-прежнему лежали на бетоне ровными стопками. Только сахара в них уже не было, они стали плоскими и тонкими как блины.

Всё растворила вода-сладкоежка, всё с собой забрала, лакомка.

Думая о том, насколько сладкая вода вернулась в реку, я понимала, почему отец называл воду девчонкой.

Но не понимала тогда, что сказка страшная.

«В первые годы, когда начала предсказывать, передо мной зажигали свечу. Но, так как я слепая и не вижу, то могло случиться какое-то несчастье, голос мне велел заменить свечу кусочком сахара, потому что он чистый», — сказала болгарская ясновидящая.

Ванга заменила свечу на кусочек сахара, но несчастья всё же случаются.

31 декабря 2010 года, за несколько часов до праздничной полуночи, мне позвонила Олеся. Я услышала её в трубке и сначала подумала, что она смеётся, ведь смех и плач одинаково возвышают голос.

Первые фразы пропали из памяти, а вот это запомнилось:

— Оленька, милая, всё сгорит! — назвала она меня так, как никогда не звала.

С мобильного телефона её семья не могла вызвать пожарных и мне поручили набрать с домашнего аппарата две цифры.

Всего две, но я никак не могла попасть по телефонным кнопкам, а прежде — не могла вспомнить нужную комбинацию, пару для нуля.

(Сейчас решила себя проверить, набрала 04 в поисковике, но запрос ничего не выдал. Оказывается, позвонить на двузначные номера 01, 02, 03, 04, сейчас не получится не только с мобильного, но и с обычного городского номера. После ввода новой системы набора коротких номеров экстренные службы были переведены на единые трёхзначные номера. Откуда бы нам это знать?)

И пока я медлила, стихия из две тысячи десятого доедала свой праздничный ужин.

Двухэтажный дом, словно двухкоржевый торт, спёкся, вспенился и пошёл белым паром в небо. Я всё это видела, и это не было похоже на сказку.

Я забрала в свою квартиру Олесю, её племянницу и жену её брата.

Приехали, переоделись, загрузили в стиральную машину вещи. Сели за стол.

Двенадцать ударов нового года прозвучали в полной тишине.

Ночь прошла в полной бодрости.

— Там в комнате, на столе, лежали наши курсовые по полеводству…

— Столько салатов нетронутых рассыпали и залили…

— Где-то в доме был Кейс, выскочил ли?

Вот бы в дом тогда заползла вода, зелёно-серая, из сахалинской Сусуи, поднялась на порог, облизала мебель, покачала на волнах разодетую шарами ёлку, пришла бы на ужин и всех спасла. Мы бы дали ей сахар, не жалко.

Жаль было того, что отдали.

Утром 1 января мы вернулись к сгоревшему дому на такси, по повышенному праздничному тарифу, в пахнущей кислой гарью тишине. Таксист вышел открыть нам багажник, но раскрыл глаза:

— Это… ваш?

Ужин стихии удался: она похрустела кафелем в кухне, погрызла деревянные балки, раскрошила стёкла, разорвала в клочья обои, подтопила словно огромную плитку шоколада одёжный шкаф. Тёртая свёкла приправилась снегом, пеплом и штукатуркой. Лампочки закоптились. На гору чёрных безымянных обломков водрузилась большая матово блестящая тёрка. И поверх всего наросли мелкие мутные сосульки, словно накануне всё вокруг было забрызгано слюной, а стекая, брызги схватились.

По утоптанному снегу вокруг дома ещё долго катались оранжевые мёрзлые шарики — начинённые салатом апельсины, на их боках виднелись надкусы и проколы зубов — по ночам их в пастях из дома выносили уличные собаки и кошки.

«Зацени прикол: я сделал себе амулет, который делает явным то, что от меня скрыто» — написал мне знакомый. Но у Олеси такого амулета не было. Она долго не знала, что Кейса, её сиамского ласкового кота, стихия поймала за креслом, но есть не стала.

Жил-был кот, да убежал в снега.

Тише, это будет наш с тобою секрет.

Убери свечу.

На, держи сахарок.

Кажется, я была ребёнком аж до этой зимы.

А что ещё тебе рассказать, что положить на чашу весов, противоположную той, на которой виснут наши нынешние худые проблемы? Вот и взлетело весовое плечо горизонтального рычага с ними на всю возможную высоту.

Соберись же.

ДИАЛОГ С ПРОСТРАНСТВОМ

Собирательство появилось раньше тебя и меня.

Что найду, то моё. Что найдёшь, то наше. Так и живём.