Звуки, которые нас окликают

«Слушай, где в твоём районе такая — Бородина 15?» — звонит внезапно подруга. А я ещё тёплый слепой котёнок, только проснулась. Ничего не помню и знать ничего не хочу.

Где улица? Гугл её знает.

Или вот случай.

Лето, вечер, старинный спальный район. Я и Диана идём по зеленеющей улице, делаем фотографии.

«Какого цвета машина, как вам кажется?» — спросил нас голос из палисадника. Притормаживаем: в палисаднике стоит «Москвич», перед ним задумчиво раскачиваются двое, пенсионеры — он и она, руки в боки.

Набросок пастелью: двухэтажка 1914 года, красного кирпича, палисадник обнесён забором с пиками — внутри него копна высоченных «золотых шаров», солнце, пенсионеры, «Москвич».

Как сказал Владимир Набоков, в каждом человеке в той или иной степени противодействуют две силы: потребность в уединении и жажда общения с людьми, — вот и тянет задать вопрос прохожему, но только из-за забора, чтобы ни вам, ни нам.

— Зелёного, — говорю я.

— Если бы я намешивала этот цвет на палитре, то в зелёный добавила бы немного синего, — говорит Диана.

— Вот видишь, — улыбается пенсионер пенсионерке, — я говорил, что она синяя!

(Не Диана, машина.)

Я осторожно настаиваю:

— Таки зелёного. Мы с высшим художественным, нам можно верить.

Но пенсионеры ни-ни. Сбор информации не решил спора, и пришлось им продолжить и спор, и сбор.

Удивительно это, но так привычно — подтягивать окружающее пространство к решению своих вопросов. У стариков это вообще запросто: назрел вопрос — так спроси, вдруг кто знает, внученька, доченька или сынок.

— Девочки, вы не знаете, когда откроется этот магазин?

Божий одуванчик указывает на обшарпанный фасад — кирпичи да фанера, пыль да тишь.

Какова вероятность того, что случайный прохожий знает ответ на твой случайный вопрос? Он не с этого района, он не знает, что здесь было и что будет, а тем более — когда. Но у стариков непрерывающийся диалог с пространством.

Не синяя и не зелёная? Проходи!

На мосту стоит дуэт скрипачей, отец и сын, не иначе. Энергично играют: по мосту приятно пройти бодрым шагом, поймать взглядом блики на реке. А в коробке перед музыкантами — табличка, номер онлайн-кошелька Сбербанка.

Теперь нищий не нищий, а у всех Сбербанк.

Высшая ступень собирательства с приветствием по имени и диаграммой бюджета.

Я же собираю коллекцию интересных кадров, но никак не могу собрать. Перед лучшими кадрами стыдно обнажить объектив, и стыдно, и страшно, и не знаешь, что говорить.

Недавно видела: стоял мужчина в очках, продавал картошку в красном ведре. И стёкла очков в роговой толстой оправе были точь-в-точь формы и размера клубней в ведре. Мужчина за прилавком, ведро перед ним (у лица) — и очки, словно клубни, лежали поверх всей коричневой картофельной горы, — вот здорово!

Да разве это снимешь?

Да разве устроишь такой стресс пенсионеру, разве всё это объяснишь?

Если он решится на кадр, потом начнёт путать цвета машин, будет тосковать по какому-то недостроенному магазину, потеряет улицу Бородина, не успеет завести Сбербанк онлайн.

Проходи!

Собирательство появилось раньше нас всех. Что нашла, то — ваше.

***

Пятилетний Миша ходит на какую-то хитромудрую «развивашку», а потом делится знаниями:

— Я вам расскажу биологическую математику, и, если вы не поймёте, расскажу пять раз. Не поймёте после пяти — расскажу десять раз. Не поймёте через десять — расскажу пятнадцать раз. Каждый раз на пять раз больше. Только сто раз объяснять не буду.

Ох, Миша, а в стихах про неё можешь?

БЕДНЫЕ МЫ, БЕДНЫЕ

Несколько лет назад я работала художником-ведущим. За ресторанным столом собирались десять-двенадцать человек, перед ними выставлялись холсты, бокалы с вином, выкладывались кисти, краски, закуски. И пока сыр с мёдом и красное с белым «шли на ура», я стояла перед людьми за мольбертом и вела вечеринку — пошагово поясняла, как рисовать картину.

«К моменту, когда закончится вино, на холстах гостей должен быть шедевр».

Бедные мы, бедные, Густав Климт под мерло, за какие-то два часа!

Работала я так недолго. Потому что не могла быть достаточно улыбчивой, достаточно громкой, искромётно шутить, не косить глаза на закуски и быть в тонусе до конца.

Начальница мотивировала: «Если вы не будете улыбаться, я вас больше не приглашу». Я от такого улыбалась всё меньше. Она наставляла: «Вы когда-нибудь были в дорогом ресторане? Нужно быть как те официанты, вспомните, как они обслуживают».

Но я по-прежнему не знала, что делать.

В последний рабочий выход я все-таки подъела после гостей кусочки сыра и фрукты (украдкой почему-то всегда вкуснее). Осталось хотя бы приятное послевкусие от работы.