Зыбучие пески. Книга 1

Я все еще чувствовала его пальцы, клещами сжимавшие руку, и подумала, что синяки будут сходить несколько дней, напоминая о нем. Это особенно неприятно. Откуда было знать, что его злосчастная лошадь вздумает лягаться? Он сказал, надо быть разумнее. А между тем для некоторых люди все же гораздо интереснее лошадей. Какое выражение осенило лицо этого человека, когда он смотрел на лошадь — и как оно изменилось, когда он повернулся ко мне! Он категорически не нравился мне. Я продолжала думать о свадьбе Эдит, вспоминая, как она входит в храм рука об руку с ним. Она боялась его. Что это за человек, если юная девушка была так напугана?.. Я могла себе представить и потому надеялась не слишком часто сталкиваться с мистером Нэйпиром Стейси. Нужно выбросить его из головы. Пьетро, увидев его, состроил бы презрительную мину. Такая ярко выраженная, кричащая мужественность вызвала бы в нем раздражение. Он назвал бы его филистером, человеком без музыки в душе.

Однако изгнать его из своих мыслей не удалось.

Я направилась обратно к себе в комнату и там уселась на подоконник. Я смотрела на серо-зеленую воду, но видела презрение в пронзительно-голубых глазах.

Потом пришла миссис Линкрофт и сказала, что сэр Вильям хочет меня видеть.

Едва увидев сэра Вильяма, я поняла, как они с Нэйпиром похожи. Те же проникающие в душу голубые глаза, тот же длинный, несколько крючковатый нос, губы даже еще более тонкие и то же высокомерие на лице.

По дороге миссис Линкрофт рассказала мне, что в прошлом году у сэра Вильяма был удар и теперь он частично парализован, то есть передвигается с большим трудом. Мое представление об этом семействе потихоньку складывалось, и я поняла, что удар, возможно, явился еще одной причиной возвращения Нэйпира.

Он сидел в кресле, одетый в суконный халат с темно-синим бархатным воротником и манжетами; рядом с ним стояла толстая трость с набалдашником, инкрустированным чем-то вроде ляпис-лазури. Он явно очень высокий, и мне стало бесконечно жаль его, такого беспомощного сейчас, потому что когда-то он был таким же сильным и мужественным, как и его сын. Тяжелые велюровые занавеси на окнах полуспущены, и он сидит спиной к свету, как будто хочет спрятаться и от этого слабого освещения. Толстый ковер скрадывает звук моих шагов. Мебель — большие часы из позолоченной бронзы, инкрустированное бюро, столы и стулья — все тяжелое, массивное и производит угнетающее впечатление.

Миссис Линкрофт сказала тихо, но повелительно:

— Сэр Вильям, это миссис Верлен.

— А, миссис Верлен, — речь звучала нечетко и с запинками. Возможно, из-за недавнего столкновения с сыном, подумала я. Как сильно болезнь изменила этого человека. — Пожалуйста, садитесь.

Миссис Линкрофт поставила стул прямо перед сэром Вильямом, так близко, что я поняла: зрение у него тоже ослабло. Я села, и он сказал:

— У вас высокая квалификация, миссис Верлен. Я рад. Думаю, у миссис Стейси есть некоторые способности, и хотелось бы, чтобы она их развивала. Полагаю, у вас еще не было времени…

— Нет, — ответила я, — но я говорила с юными леди.

Он кивнул:

— Когда я узнал, кто вы, то сразу же заинтересовался.

Сердце у меня застучало. Если он узнал, что я сестра Ромы, он может догадаться, зачем я приехала.

— К сожалению, никогда не имел удовольствия слушать вашего мужа, — продолжил он, — но читал о его огромном таланте.

— Он был великим музыкантом, — сказала я, пытаясь скрыть свое смущение.

— Миссис Стейси покажется вам далеко не такой талантливой.

— С ним вообще мало кто мог сравниться, — произнесла я с достоинством, а он склонил голову, отдавая краткую дань уважения Пьетро.

— Я хотел бы попросить вас время от времени играть для меня, — продолжал он, — и иногда — для гостей. Это станет частью ваших обязанностей.

— Понимаю.

— Сыграйте что-нибудь прямо сейчас.

Миссис Линкрофт неожиданно оказалась рядом со мной.

— Фортепьяно в соседней комнате, — сказала она. — Там же вы найдете и пьесу, которую сэр Вильям хочет услышать.

Миссис Линкрофт отдернула тяжелую портьеру, за которой оказалась дверь. Она открыла ее, и я последовала за ней в комнату. Первое, что бросилось мне в глаза, — рояль. Он был раскрыт, и на пюпитре раскрытые ноты. Комната обставлена так же, как и та, из которой я только что вышла, и в ней так же ощущалось желание владельца спрятаться от света. Я подошла к роялю и взглянула на ноты. Это была пьеса Бетховена “К Элизе” — на мой взгляд, одна из лучших на свете. Я знала наизусть каждую ноту.

Миссис Линкрофт кивнула, я села за рояль и заиграла. Я была сильно взволнована, ибо пьеса вызвала воспоминания о доме в Париже и Пьетро. О пьесе он сказал как-то: “Романтичная… колдовская, таинственная. На такой пьесе даже ты не сможешь наделать ошибок. Если хочешь убедить себя, что ты великая пианистка, играй ее.”