Аллегра улыбнулась. Она была вызывающе красива. При темных, почти черных, волосах, глаза у нее темно-серые, глубокого оттенка, опушенные густыми темными ресницами, под темными бровями. Они притягивали к себе ваш взгляд. Это была знойная красота, властная и завораживающая, красота, которую следовало остерегаться. И она сознавала свою красоту: носила на шее нитку ярких кораллов, таких узких и длинных, так плотно нанизанных, что они казались маленькими копьями.
Она рассмеялась и сказала:
— Вам не стоит пытаться походить на мисс Элджин, потому что вы совсем не такая. У вас была жизнь.
— Ты права, — ответила я легкомысленно.
— Вы понимаете, что я имею в виду под словом “жить”? Я тоже хочу жить. Думаю, что буду, как мой отец.
— Твой отец?
Она снова рассмеялась. У нее был грудной, дразнящий смех, который мне казался присущим только ей.
— Разве вам еще не рассказали о моем скандальном происхождении? Вы ведь уже встречались с моим отцом. Это мистер Нэйпир Стейси.
— Ты хочешь сказать…
Она задорно кивнула, наслаждаясь моим легким смущением.
— Вот почему я здесь. Не мог же сэр Вильям отвергнуть родную внучку, правда? — Задор улетучился с ее лица, и на нем проступил страх. — Он так не поступит. Неважно, что я сделала. Я ведь все равно его внучка, правда?
— Если мистер Нэйпир Стейси действительно твой отец, то, конечно, правда.
— Вы так говорите, словно сомневаетесь, миссис Верлен. Вы не должны сомневаться, потому что Нэйпир сам меня признал.
— В таком случае, — сказала я, — приходится принять этот факт.
— Я — не-за-кон-но-рож-денная, — она выговорила слово медленно, будто пробуя на вкус каждый слог.
— А моя мать… хотите, расскажу о ней? Она наполовину цыганка и нанялась сюда на работу… на кухню. Говорят, я очень похожа на нее, только она темнее меня… и еще больше похожа на цыганку. Она уехала сразу после моего рождения, больше не могла оставаться в доме, — Аллегра принялась напевать приятным, чуть хрипловатым голоском. — С цыганским табором.
Она взглянула на меня, чтобы узнать, какой эффект произвели ее слова, и осталась довольна, потому что я не смогла скрыть растерянность, которую вызвало у меня вновь открытое качество характера Нэйпира.
— Во мне есть цыганская кровь, но я ведь и Стейси тоже. Никто никогда не отнимет у меня моей мягкой перины или моих туфель на высоких каблуках — неважно, что мне их пока не разрешают носить. Но они у меня будут, и драгоценности в волосах тоже, и на балы начну ездить, и я никогда, никогда… никогда не покину Ловат-Стейси.
— Я рада, — сказала я холодно, — что ты так высоко ценишь свой дом. Но теперь давай вернемся к музыке. Попробуй сыграть эту пьесу. Она очень простая. Начни с медленного темпа и попытайся почувствовать, что говорит музыка.
Она скорчила гримаску и повернулась к фортепьяно, но была невнимательна: мысли ее витали далеко, да и мои тоже. Я думала о Нэйпире; негодник, навлек на дом такое несчастье, из-за которого и сам был вынужден уехать.
— Я часто думаю, — сказала Аллегра совершенно без всякой связи, — что же произошло с той женщиной, которая исчезла.
Мы пили чай в классной — четыре девочки, поскольку Сильвия была с нами, и я.
Я чуть не уронила чашку. Я иногда пыталась навести людей на разговор о Роме, но когда они сами заговаривали о ней, для меня всегда было неожиданностью.
— С какой женщиной? — спросила я равнодушно, взяв себя в руки.
— Да с той, которая приехала сюда и копалась в земле, — сказала Аллегра. — Об этом уже почти не говорят.
— А ведь одно время, — вмешалась Сильвия, — ни о чем другом и не говорили.
— Неудивительно, ведь не каждый день кто-нибудь исчезает, — я пыталась говорить небрежно. — А вы как считаете, что могло случиться?
Сильвия сказала:
— Моя мама говорит, будто все было организовано, чтобы вызвать толки. На некоторых это похоже.
— Для чего же? — поинтересовалась я.
— Чтобы дать всем почувствовать свою значительность.
— Но тогда бы она не пряталась так долго. Как это могло придать ей значительности?
— Моя мама так говорит, — настаивала Сильвия.
— Алиса написала об этом рассказ, — сказала Эдит тихо. Алиса вспыхнула и опустила глаза.
— Очень хороший рассказ, — добавила Аллегра. — От него у нас волосы встали дыбом. По крайней мере, могли бы. А у вас, миссис Верлен, волосы вставали когда-нибудь дыбом?
Я сказала, что не припомню такого случая.
— Миссис Верлен напоминает мне мисс Брендон, — сказала Алиса.
Сердце у меня испуганно забилось.
— Чем же? — спросила я.
— Точностью, которая свойственна немногим, — пояснила Алиса. — Большинство людей сказали бы: “Нет, у меня волосы никогда не вставали дыбом”. Или “Да, случалось,” и с преувеличенным волнением рассказали бы душераздирающую историю. Вы же сказали, что не припомните такого, а это ведь точно сказано. Мисс Брендон тоже выражалась очень точно. Она говорила, что точность необходима в ее работе.
— Видимо, ты разговаривала с ней довольно часто.
— Мы все иногда разговаривали с ней, — сказала Аллегра. — И мистер Нэйпир тоже. Он очень всем интересовался, а она показывала ему разные найденные штуки.