Зыбучие пески. Книга 1

— Да, — подтвердила Сильвия, — я помню, мама заметила это.

— Твоя мама всегда все замечает… особенно не очень хорошее, — вставила Аллегра.

— Что же нехорошего в том, что мистер Нэйпир интересовался римскими развалинами? — спросила я.

Девочки промолчали, хотя Аллегра уже открыла рот, что-то сказать. Алиса неожиданно произнесла:

— Это очень хорошо — интересоваться римскими развалинами. А вы знаете, миссис Верлен, что у них были катакомбы?

— Да.

— Конечно, она знает! — возмущенно воскликнула Аллегра. — Миссис Верлен, вообще, знает очень много.

— Лабиринт переходов, — мечтательно сказала Алиса, и глаза ее затуманились. — Там обычно прятались христиане, и враги не могли их отыскать.

— Она напишет новый рассказ, — прокомментировала Аллегра.

— Я же их никогда не видела, разве я смогу?

— Но ты ведь написала об исчезновении мисс Брендон, — заметила Эдит. — Чудесный рассказ. Надо бы вам его тоже прочесть, миссис Верлен.

— Боги рассердились и превратили ее во что-то другое, — пояснила Сильвия.

— Это действительно так, вы же знаете, — нетерпеливо откликнулась Алиса. — Когда боги оскорблены, они превращают людей и в звезды, и в деревья, и в кусты, естественно, они и мисс Брендон во что-то превратили.

— Во что же они превратили ее в твоем рассказе? — спросила я.

— Странная вещь, — сказала Эдит. — Мы не знаем. Алиса не говорит нам. В рассказе боги из мести превращают ее во что-то, но Алиса не пишет, во что.

— Я оставляю это на усмотрение читателя, — пояснила Алиса. — Вы сами, в зависимости от своего воображения, можете превратить мисс Брендон во что хотите.

— У меня появилась забавная мысль, — воскликнула Аллегра. — Представьте себе, мисс Брендон и в самом деле превратилась во что-то, а нам не известно, во что именно.

— Ой, как интересно, — взвизгнула Сильвия.

— Даже твоя мама не знает, — поддразнила ее Аллегра, а потом вскричала: — А если это сама миссис Верлен?

Четыре пары глаз напряженно уставились на меня.

— Вы только представьте, — продолжала Аллегра лукаво и задорно. — Она ведь даже похожа на нее.

— Чем же это? — спросила я растерянно.

— Например, манерой говорить. Или чем-то…

— Мне кажется, — сказала Эдит, — что мы смущаем миссис Верлен.

Кажется, Эдит нашла в моем обществе некоторое утешение, и меня это тронуло. Казалось естественным, что она потянулась ко мне. Хотя возрастом она ближе к девочкам, но я была замужем, и это сближало нас. Эдит была такой нежной и чувствительной, и мне так хотелось защитить ее.

Однажды она спросила, умею ли я ездить верхом. Я ответила, что когда-то давно умела немного, но осталась далекой от совершенства. Тогда она пригласила покататься с ней.

— Но у меня нет костюма для верховой езды.

— Я могу одолжить. Мы почти одного размера, не так ли?

Я была выше ростом и не такой тоненькой, но она настаивала, что какая-нибудь из амазонок должна подойти мне.

Она трогательно волновалась. Почему? Я, конечно, понимала. Она была беспокойной наездницей. Ей хотелось совершенствовать свое искусство, а добиться этого можно только практикой. Почему бы не попрактиковаться со мной, чтобы, выезжая с мужем, чувствовать себя в седле более уверенно.

Я сдалась, невзирая на свои дурные предчувствия. Она повела меня в свою комнату, и вскоре я уже обрядилась в амазонку: длинную юбку, приталенный жакет оливково-зеленого цвета и черную шляпку для верховой езды.

— У вас элегантный вид, — воскликнула она радостно, и мне самой, надо сознаться, понравилось то, что я увидела в зеркале. — Я так рада. — Ее глаза блестели от возбуждения. — Мы сможем теперь часто кататься вместе, правда?

— Да, но я приехала сюда учить вас музыке.

— Но не все же время учиться музыке. Должна быть и разрядка. — Она стиснула руки. — О миссис Верлен, я так рада, что вы приехали.

Меня поразило такое пылкое проявление чувств. Оно вызвано, конечно, вовсе не любовью к учительнице музыки. Просто она чувствовала мой интерес к людям, верила в мое знание жизни, и ей хотелось кому-то довериться. Бедная Эдит, из знакомых мне новобрачных она терзалась больше всех.

Мы пошли в конюшню, и грум подобрал нам лошадей.

Я предупредила, что в некотором роде являюсь новичком. Моя верховая езда ограничивалась лондонской школой, хотя и случалось ездить верхом в Роу.

— Возьмите Милашку. Она славная и смирная, как ее имя. А мадам, полагаю, поедет, как всегда, на Венере.

— Нет-нет, — нервно сказала она. — Только не на ней. Мадам предпочтет кого-нибудь поспокойней, вроде Милашки.

Едва мы выехали из конюшни, Эдит сказала:

— Моему мужу нравится, когда я езжу на Венере. Он говорит, что Конфетка, — она слегка коснулась лошадиной шеи, — только для детей. Девочки на ней учились ездить. Она совершенно нечувствительна к узде. Но мне на ней спокойно.

— Тогда вы можете наслаждаться верховой ездой.

— Я наслаждаюсь ею только вместе с вами, миссис Верлен. Иногда думаю, что из меня не получится хорошей наездницы. Боюсь, разочарую этим своего мужа.

— Но ведь не только в верховой езде заключается смысл жизни, не так ли?

— Нет… нет. Думаю, нет.

— Поезжайте вперед. Вы знаете дорогу лучше, чем я.