100 лекций: русская литература ХХ век

Это напоминает очень ту речь, которой разговаривают герои «Улитки», да и книги специалиста Ибанова, который действует у Зиновьева, они очень напоминают те бессмысленные, про одержание, помните, все эти бессмысленные теоретические пассажи, которые производит в таком изобилии руководство института. Разница только в том, что Зиновьев предпринял все-таки попытку систематического исследования того, что получилось, того общества, которое в результате построилось, — это общество тотальной имитации, общество всеобщего постоянного притворства. Люди притворяются, что работают, ученые притворяются, что мыслят, а диссиденты, вот это самое интересное, они предпочитают делать вид, что диссидентствуют, хотя на самом деле их оппозиционность абсолютно иллюзорна.

Что там происходит? Там взят город Ибанск, название которого, понятно, совершенно недвусмысленное и неприличное, хотя и пишется через «и». Но тем не менее никакого сходства с «Историей одного города» Салтыкова-Щедрина в этом произведении на самом деле нет, потому что «История одного города», это в самом деле такое метафорическое описание России, а сатира Зиновьева, вот что очень важно, она направлена не на Россию и не на город Ибанск, она направлена на интеллигенцию. Интеллигенция бывает двух видов: либо это научная и культурная обслуга режима, либо это квази-оппозиция, которая кормится от того же режима, там выведен такой театр на Ибанке, река Ибанка, на которой этот город стоит, а театр на Ибанке — это соответственно, любимовская Таганка, и уже из самого названия театра ясно, что этот театр занимается наибанчеством, то есть никакого совершенно реального протеста в нем нет, а есть его тщательная имитация.

Главное занятие всех жителей Ибанска — это теоретизирование по собственному поводу, подведение базы под собственную жизнь, ее обоснование, сочинение трактатов, разговоры. Герои носят такие же примерно имена, как мужики в деревне у Стругацких. Там, помните, есть Колдун, есть Молчун, так и здесь, есть Стратег, Аналитик, Шизофреник, который и продуцирует главные трактаты. Главное заведение в Ибанске это гауптвахта, или «губа». Она и орган исправления, и символ всей местной философии, вообще основа всей системы города, если угодно.

Читать «Зияющие высоты», наверное, скучно, во всяком случае сегодня, потому что это пример такого текста, содержащего автоописание. Этот текст скучен, как скучна жизнь, и он построен примерно как жизнь Ибанска, с бесконечным повторением одних и тех же терминов, с философствованием на пустом месте. Жизнь Ибанска тотально заидеологизирована. Основа мировоззрения всего Ибанска в том, что в Ибанске есть уникальная народная душа, свойства которой несравненны, и весь остальной мир никогда до нее не дотянет. И самое здесь интересное, что Ибанск окружен врагами, враждебным внешним миром, который намеревается как-то исхитить его духовность.

Ну, поразительная совершенно вещь, потому что Зиновьев в 1976 году угадал главные интенции России будущей. Но ведь в том-то все и дело, что между идеологией, условно, коммунистической и идеологией нынешней, принципиальной границы нет. Уже советский интернационализм, советский модернизм — все это давным-давно отброшено, и, конечно, та эпоха, которую описывает Зиновьев, это эпоха полного гниения. Правда, тогда в это еще в этом гниении были какие-никакие здоровые основы, а сегодня благополучно перегнили и они, шансом мы не воспользовались. И Зиновьев, вероятно, абсолютно прав, когда говорит о том, что Запад — это тоже не выход, потому что Запад — это общество тотальной манипуляции, тотального управления.

И в этом смысле между коммунизмом и Западом восьмидесятых годов он принципиальной разницы не усматривает. То есть она, разумеется есть, с точки зрения потребления, но с точки зрения мышления и с точки зрения человека и его деградации, особой разницы нет, и может быть, как ни ужасно, Зиновьев в этом был отчасти прав. Это сегодня уже ясно, что все-таки Запад имеет по крайней мере шансы и перспективы выбираться из своих тупиков, а Россия в своем ибанском тупике так и пребывает. Но чисто с внешней стороны, что тамошняя демагогия, что местная, что тамошнее самодовольство, что местное, на вкус Зиновьева, это все было достаточно одинаково.

Своеобразие зиновьевского жанра и самого этого текста, оно связано, конечно, прежде всего с тем, что Зиновьев принадлежал к так называемому методологическому кружку, куда входили Щедровицкий и Карл Кантор, многие еще люди замечательные. Бывал там достаточно регулярно и совсем молодой тогда, в будущем художник, а тогда просто сын философа Карла Кантора Максим, который запечатлел этот кружок в замечательной карикатуре «Интеллигенция читает между строк», где на первом плане выведен очень узнаваемый Мамардашвили, просто один в один, с трубкой знаменитой.