Читаем 100 лекций: русская литература ХХ век полностью

Причем, что интересно, Петрович этот, он отказывается даже от литературы. Он когда-то ею занимался, он печатался, его КГБ прорабатывало, что-то ему удавалось протолкнуть, большую часть он писал «в стол». Теперь он уже не пишет, потому что в девяностые годы случилась полная депрофессионализиция. Замечательно тогда сказала Виктория Токарева, осталось две профессии, богатые и бедные. И действительно, Маканин и его герой, они как бы отказываются от писания прозы, я даже рискну сказать, что «Андеграунд» это и не совсем проза, там не примет традиционной прозы: напряженного сюжета, каких-то ярких описаний. Это больше всего похоже на дневник деклассированного элемента, который сегодня «трахнул» чью-то там чужую жену, в данном случае шоферскую, послезавтра кого-то убил в драке, потом кого-то утешил и выпил с ним, то есть это такое вещество жизни, ее такая дрожащая взвесь. Там нет примет традиционной литературы, просто общее ощущение утраты стержня и утраты лица. Петрович потому и остается целым, что он в эти игры больше совершенно не играет.

Но, как правильно написала тогдашняя критика, он же этим и расплачивается, потому что когда у тебя нет ни социального статуса, ни профессии, никаких других привязок к жизни, для тебя, в общем, и совесть отсутствует, потому что для тебя убить человека уже совершенно не проблема. Когда он убивает этого своего первого чеченца, там потом нагромождение убийств идет такое, что уже действительно пахнет дело пародией, но в первый момент он пытается почувствовать угрызения совести и не чувствует их, потому что здесь Маканин совершенно прав — если у человека нет профессии, у него нет и совести. Ему не перед кем отвечать, и это одна из главных трагедий романа.

Что еще надо заметить, «Андеграунд», вообще говоря, не очень приятное чтение. Я вот сейчас, когда его перечитывал, готовясь, я поймал себя на том, что мне многое хочется пролистать. Каждый кусок отдельно, сам по себе, каждый абзац, каждая внутренняя новелла, это хорошо, когда это вместе, это создает примерно такое же ощущение бессюжетности и распада, какое было и в девяностые годы.

Но чего нельзя отнять у Маканина, вот этого удивительного сочетания, с одной стороны, абсолютной фантастичности сюжета, с другой — поразительного физиологизма в деталях. Вот когда он описывает секс немолодых людей, а у него и герой немолод, и любовнице уже сорок пять, когда он описывает пожилого шофера, у которого руки болят от баранки, или кавказца и запах в этой палатке кавказца, который складывается из немытого иноплеменного тела и посредственных, уже подтухающих товаров и спирта, когда он описывает быт стариков в этой общаге и прохудившуюся грелку, когда он описывает попойки этих людей, которые стремительно поднялись наверх, но остались в душе такими же деклассированными, он физиологически ужасно точен. Я бы, пожалуй, сказал, что «ноу хау» Маканина в русской прозе, это сочетание почти недостижимой точности в деталях и абсолютной абстрактности и мифологической свободы в построении коллизии. То есть это как бы миф, пересказанный человеком, очень точным в физиологических ощущениях.

И надо сказать, все-таки главное физиологическое ощущение, которое оставляет «Андеграунд», — это отвращение, это чувство брезгливости, это попытки старика все еще сохранить сексуальные интересы, бодрость какую-то, и, в общем, это очень похоже на состояние России в то время, когда страна, которая только что была безнадежно геронтократической, страной старцев, она пытается молодиться, но, в общем, это труп, который уже разлагается, но ходит, бодрится, торгует спиртным. Ощущение некоторой трупности в этом тексте есть, никуда не деться.

И надо сказать, что чем дальше Маканин писал, новые свои вещи, тем больше от этого веяло зловонной старостью. Вот его книги семидесятых годов, там есть все-таки какое-то ощущение сложности, бодрости, перспективы, но начиная с «Предтечи», образ старческого тела, болезней, гниения, притом что сам Маканин был вполне физически крепок, это начинает доминировать. Мы как бы попадаем внутрь разлагающегося тела, как это не ужасно, разлагающегося при жизни. И все герои там с пролежнями, хотим мы того или нет.

Поэтому «Андеграунд» был самым точным диагнозом постсоветскому времени, и, к сожалению, сегодня мы присутствуем уже при разложении, при окончательном гниении этого тела. А каким будет новое, нам знать не дано, поэтому герои Маканина все время говорят о будущем, но все время сбиваются на прошлое. Никаких идей, никаких перспектив, никакой молодости там нет, а если есть одна молодая героиня, так она спивается, андеграундная поэтесса вот эта, Тонечка, и ее все время рвет, причем рвет очень наглядно и подробно, в описании таких вещей Маканин большой мастер.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное