100 великих катастроф на море

Больного капитана, не имевшего желания спасаться, уложили в переполненный полубаркас и вновь попытались доплыть до берега и закрепить канаты, но и этот плавсредство мгновенно пошло на дно. Двое моряков сумели дотащить Гэллоуэя вплавь до берега, прочая команда полубаркаса также добралась до берега: кто выплывал сам, кто – цепляясь за весла и обломки. Единственной гичке удалось доплыть до берега с двумя лейтенантами и 18 подчиненными, но на втором заходе, вернувшись к «Пенелопе» и взяв еще 20 человек, и она пошла на дно, правда, без жертв.

«Пенелопа» в открытом море. С гравюры 1805 г.

Перевозить оставшихся на корабле было не на чем. Подняв дикий крик отчаяния, они, вместо того чтобы попытаться сколотить плот, разбили бочки со спиртным и напились вусмерть – настолько, что не были в состоянии, например, попробовать добраться до берега на обломках. Надо полагать, на транспортнике было большое количество людей, ибо отмечается (если это не патетическое преувеличение, что, впрочем, вряд ли характерно для официальных бумаг), что (пер. с англ. – Е.С.) «из-за [этого] пьянства дно уподобилось грязному и мрачному склепу, где кости тысяч (!) наших соплавателей ожидают зова трубы Архангела, когда «море отдаст своих мертвых» (т. е. Страшного суда. – Е.С.). Безрассудные моряки, не готовые к переходу в мир иной, поспешили встретить Судию и получить осуждение за пьянство».

Положение выживших было скверным – спасшиеся из ледяной воды, на пронизывающем ветру, у подножия какой-то горы… Пока собирали древесину и разжигали костры, многие отморозили конечности, которые потом пришлось отрезать. Пока одни готовили шалаши, другие рыскали по побережью в поисках чего-нибудь съестного или полезного, прибитого волнами с разрушенного судна. Нашли свинину – и бочки со спиртным. Вместо того чтобы разделить их между всеми, скажем так, для сугреву и лечения, нашедшие сами все выпили, а поскольку меры не было, многие «вырубились» и замерзли насмерть. Также те, кто еще оставался на «Пенелопе», всю ночь отчаянно кричали и пьянствовали; в 12 часов на следующий день разразилась страшная буря; находившимся на берегу ничего не был видно, лишь слышали тройной ужасный треск и громкие крики. К утру корабль уже был расколот на три полностью обледеневшие отдельные части. Спасшихся с него практически не было – кроме одного.

Эта буря вынесла на берег новые бочонки, которые потерпевшие крушение тут же вскрывали, не обращая внимания на офицеров, напивались и замерзали. 48 человек дезертировали, предварительно опустошив последние бочонки и ограбив товарищей; большая часть из них впоследствии была обнаружена канадцами в лесах мертвыми.

Вот рапорт одного из выживших офицеров (пер. с англ. – Е.С.): «С оставшейся частью команды мы подобрали шлюпки и начали их чинить, насколько были способны. Паруса изготовили из нижних и верхних лиселей (дополнительных парусов, поднимаемых с обеих сторон прямых парусов, увеличивая, таким образом, их площадь. – Е.С.), которые, на наше счастье, прибило к берегу; нашли бочонок муки, из части которой сделали тесто, и приготовились начать путь к Квебеку (ну приготовиться – еще не значит отправиться, как видно из последующего. – Е.С.).

На третий день встретили канадское суденышко, которое [наш] капитан задержал, чтоб оно проводило нас в Квебек. При помощи кухонных приспособлений, найденных на канадском судне, мы приготовили всю найденную [ранее] свинину и распределили по нескольким шлюпкам, хоть это было и скромное подкрепление за два дня [голода].

На шестой день наших несчастий погода успокоилась, шлюпки были нагружены, команда размещена – всего 68 человек, включая двух женщин. Ветер дул благоприятный, но не сильный; гребя и идя под парусами, мы той ночью достигли Великой Лисьей Реки, и там нас гостеприимно угостили картошкой с солью в какой-то канадской хижине. На следующее утро мы отплыли в залив Гаспара и вечером достигли Дуглас-тауна.

Капитан и офицеры разместились у мистера Джонсона, а команда – по тамошним хижинам. После трехдневного отдыха мы 9 миль прошли по льду до места погрузки транспортов, оставив больных в Дуглас-тауне. Капитан поднял свой вымпел на транспорте «Анна», а на прочие разместил по лейтенанту и равному количеству людей. Когда лед вскрылся – а это случилось спустя семь дней после того, как мы взошли на борт, – мы спустились к Дуглас-тауну, где погрузили больных (из них [к тому времени] один умер, а двое дезертировали). На следующее утро мы отплыли в Квебек, куда прибыли 28-го числа, многие даже [ни разу] не сменив белья, даже не стоящего описания».

Капитан Гэллоуэй трагически докладывал (пер. с англ. – Е.С.): «Чувствую своим долгом двести до Вашего сведения о постыдном поведении большей части команды – за немногими исключениями. С момента крушения корабля их поведение абсолютно не соответствовало характерному для британских моряков в целом; у них не было ни принципов, ни гуманности; некоторые впоследствии жестоко пострадали, и некоторые погибли от пьянства».

Плот «Медузы» (1816 г.)