100 великих катастроф на море

Когда плот вместил оставшихся 150 человек, не поместившихся на шлюпки (или которых на них просто не пустили), стало очевидно, что слишком поздно таким образом исправить зло, ибо плот был собран неумело. На нем не хватало всего необходимого, [скрепленные] доски расходились, негде было укрыться от волн, не было карт, навигационных инструментов, рангоута, парусов, запасов. Всей провизии для поддержания существования у них было несколько бочонков вина и галеты – на один раз поесть. Спешка и драки при покидании корабля привели к тому, что на плоту не оказалось ни единого офицера, который мог бы им командовать. Сначала шлюпки буксировали плот, но затем, хотя погода была спокойная и до берега оставалось примерно 15 лиг, шлюпки бросили канаты (по другим данным, перерезали их, так как боялись, что люди с начавшего рассыпаться плота ввиду шторма заполнят лодки и все потонут. – Е.С.), и ни у кого во всех 6 шлюпках не было осознания долга или остатков человечности, что они бросили остаток команды на связках досок – зыбкой надежде их 150 товарищей и соотечественников. Напротив, как сообщали выжившие, с шлюпки на шлюпку кричали: «Мы оставляем их их судьбе!» – пока один за другим буксировочные канаты не были брошены. На протяжении долгих 17 дней плот боролся с волнами. Единственным указующим путь прибором был маленький компас, и тот был потерян во время одной из драк, происходивших ежечасно из-за более лучшего места на плоту или крошки галеты. В первую же ночь 12 человек зажало между досками, и они умирали от агонии с переломанными или размозженными членами. На вторую ночь еще большее число утонуло, а некоторые были задавлены в толкучке посреди плота. Всеобщее страдание вместо умягчения сердец только ожесточило выживших друг против друга. Некоторые упивались вином до отравления и пытались ножами разрезать связки плота. Последовала всеобщая поножовщина, многие были убиты, многие упали с плота во время драки; таким образом погибло от 60 до 65 человек. На третий день выжившие начали поедать мертвецов. На четвертую ночь – новая ссора и новая драка, с еще большим кровопролитием. На пятый день из 150 в живых осталось лишь 30 человек. Двоих из них вышвырнули в море за кражу вина, мальчик умер, осталось 27 человек. Никто никого не утешал, никто никому не помогал, только советовались, кого принести в жертву для спасения остальных. На этих своеобразных омерзительных «судах» 12 признали слишком слабыми для того, чтоб выжить, и что нечего на них тратить жалкие остатки провизии (летучие рыбы, смешанные с человеческой плотью), и этих несчастных злонамеренно столкнули в море. 15, пока обеспечившие себе существование за счет более слабых, на 17 день были спасены бригом, направленным к останкам «Медузы» шестью шлюпками, благополучно достигшими берега (дело в том, что на борту была большая губернаторская казна, 92 000 франков, за которыми и был направлен бриг «Аргус», вышедший из Франции в составе флотилии вместе с «Медузой»; заодно он узнал, что на фрегате «забыли» 17 человек, из которых «Аргуса» дождались только трое: двое умерли, 12 пропали на самодельном плоту. – Е.С.). Таким образом, если б на шлюпках окончательно не лишились тогда всякого чувства благородства и человеколюбия и не бросили буксирные канаты, все люди были бы спасены».

Остается добавить немногое: из 240 человек, плывших на «Медузе», уцелело всего 60; пятеро из снятых с плота не дожили до прибытия «Аргуса» в Сен-Луи. Дело пытались замять, но Франция, по крайней мере тогда, была еще относительно демократичной страной (несмотря на реставрированную монархию), но процесс закончился фактически ничем: губернатор подал в отставку, капитан, которому грозила смертная казнь, отделался признанием его «некомпетентности», халатности и обвинением в преждевременном оставлении корабля. Всю эту совокупность свели, однако же, всего к трем годам тюрьмы, которые чудесным образом «превратились» в условные (ну, русского читателя такой имущественно-сословной слепотой Фемиды не удивить). А страшное полотно Жерико ныне выставлено в Лувре.

Гибель «Алкесты» (1817 г.)

Кораблекрушение «Акесты», которое британцы столь любили сравнивать не в пользу «Медузы», произошло при следующих обстоятельствах, и даже если принять во внимание обычный британский пафос, с которым излагается эта история, факты свидетельствуют о том, что образцовая дисциплина действительно на многое способна.