100 великих катастроф на море

Картина кисти Теодора Жерико «Плот «Медузы» (1818–1819 гг.) известна, скажем без преувеличения, всемирно. И дело даже не в том, что она стояла у истоков художественного течения, именуемого романтизмом; романтизмом там на самом деле и не пахнет. На этом полотне художник с потрясающим натурализмом воссоздал одну из самых мрачных сторон кораблекрушения, которой мы еще не касались в данной работе – когда перед спасшимися от смерти в бурю с течением того или иного времени встает вопрос о том, что нечего пить и есть… Читатель уже догадывается, как он порой решается.

Нечто подобное обрисовал Джордж Гордон Байрон в своем «Дон Жуане», плетя фантазии об известных врагах-испанцах:

Семь дней без ветра солнце пожирало
Бессильные недвижные тела,
Простертые как трупы. Даль пылала:
В ней даже тень прохлады умерла.
Ни пищи, ни воды уже не стало,
И молчаливо, медленно росла
Предвестием неотвратимых бедствий
В их волчьих взорах мысль о людоедстве.
И вот – один товарищу шепнул,
Другой шепнул соседу осторожно,
И шепот их в зловещий тихни гул
Стал разрастаться грозно и тревожно.
Никто не знал, кто первый намекнул
На то, что все скрывали, сколь возможно.
И вдруг решили жребии метать:
Кому судьба для братьев пищей стать.
Они уж накануне раскромсали
Все кожаные шапки и ремни
И съели. Пищи взоры их искали,
Хотели мяса свежего они.
Бумаги, впрочем, сразу не достали,
Поэтому – о муза, не кляни
Жестоких! – у Жуана взяли силой
На жребии письмо подруги милой.
Пришла минута жребии тянуть,
И на одно короткое мгновенье
Мертвящую почувствовали жуть
Все, кто мечтал о страшном насыщенье.
Но дикий голод не давал заснуть
Вгрызавшемуся в сердце их решенью,
И, хоть того никто и не желал,
На бедного Педрилло жребий пал.
Он попросил их только об одном:
Чтоб кровь ему пустили; нужно было
Ему лишь вену вскрыть – и мирным сном
Забылся безмятежно наш Педрилло.
Он умер как католик; веру в нем
Недаром воспитанье укрепило.
Распятье он поцеловал, вздохнул
И руку для надреза протянул.
Хирургу вместо платы полагалось
Кусок отличный взять себе, но тот
Лишь крови напился; ему казалось,
Что как вино она из вены бьет.
Матросы съели мясо. Что осталось —
Мозги, печенка, сердце, пищевод —
Акулам за борт выброшено было.
Таков удел несчастного Педрилло.
Матросы съели мясо, я сказал,
За исключеньем тех, кого действительно
Сей вид мясоеденья не прельщал.

Впрочем, все зависит от сознания плывущих, до какой степени они готовы понизить свой человеческий уровень. Британский журналист писал в «Ежеквартальном обозрении» в октябре 1817 г. не без внутреннего злорадства и плохо скрываемого многовекового презрения к соседям по проливу (пер. с англ. – Е.С.): «Невозможно не поразиться экстраординарной разницей в поведении офицеров и команд «Медузы» и «Алкесты», потерпевших крушение примерно в одно время. В одном случае все люди были объединены превосходной дисциплиной и субординацией, благодаря чему благополучно прибыли домой с другой стороны земного шара; в другом – каждый был вынужден порознь бороться за существование и в итоге погибал ужасной смертью, как мы видели». Посмотрим теперь и мы.