1000 не одна боль

— Ты знаешь, что с тобой будет, да? — хрипло простонал ей в лицо.

— Знаю. Мы все сейчас боремся за ее жизнь и, если бы я могла что-то изменить, я бы изменила.

— Ты сделала этот яд! Ты создала его! Я заставлю тебя его сожрать при мне!

— Я уже расплатилась за это сполна, и ты пощадил меня…

— Это была лишь отсрочка! Настоящая казнь впереди!

И снова вернулся в пещеру, шепчет что-то, лицо женщины гладит руками. Целует пересохшие губы осторожно, исступленно и в то же время до безумия нежно, стирает пот ладонями и держит девчонку, когда та в судорогах бьется, к себе прижимает и на ее языке что-то бормочет, словно молит ее о чем-то так неистово, что сама ведьма чувствует, как ком к горлу подкатывает.

Джабира себе постелила снаружи, чтоб не мешать, но так и не уснула прислушивалась к звукам из пещеры к женским стонам и мужскому хриплому голосу, который то посылал проклятия, то произносил молитвы… то снова что-то шептал и под его шепот хрипы становились слабее и затихали, чтобы через какое-то время снова начаться с новой силой.

Долго несчастную скручивало болью адской так долго, что успела Джабира усомниться в действии противоядия и готовилась уже сама к смерти, но каждый раз, когда молодая женщина хрипела и билась в судорогах ибн Кадир сжимал ее в объятиях и вставал с ней с постели, выносил на улицу, прижимая к себе, стискивая сильными темными руками и носил по пескам взад-вперед. Исхудавший за сутки, с огромными впавшими глазами и заросшим лицом, словно не день прошел, а целый месяц. Но он каждую судорогу вместе с ней пережил и по его лбу катились капли пота, а вены на руках вздулись от того что не опускал свою ношу не на минуту. Вцепился в нее намертво и держал так крепко, что самой смерти не отобрать.

А когда приступ стихал, он возвращался обратно… а ей страшно стало, что даже если выживет русская, то ничего хорошего из этой связи не выйдет. Не любовь это вовсе, а проклятие жуткое. Нельзя так любить, чтоб даже у смерти выдирать обреченную из лап. Ничего хорошего в таком безумии нет и рано или поздно все окончится страшной трагедией. Там, где сильные чувства там же ходит мрачной тенью и лютая ненависть.

На утро стоны и хрипы стихли… Джабира думала, что отмучилась несчастная, но нет, сын шейха так и сидел с ней на руках, теперь уже укутанной в шкуры, смотрел куда-то перед собой, а ее лицо у него на груди спрятано и волосы белые по темной рубашке разметались. Он одной рукой волосы белые перебирает, а другой держит так же крепко, как и ночью. Много перевидела Джабира… но иногда даже матери за свое дитя так не цепляются, как этот безумец за свое белое проклятие уцепился.

— Жива она, — мрачно сказал Аднан и устало глаза на ведьму поднял, — только холодная вся, как лед. Лихорадит ее.

Джабира тихо выдохнула.

— Ну вот и пройден первый этап. Теперь второй настанет. После жара морозить ее будет. Я сейчас камни нагрею и принесу, обложить ложе надо и греть постоянно, чтоб от холода судороги опять не начались. Горячей настойкой отпаивать будешь. По ложке каждые полчаса. Это ее изнутри греть будет. Давление повысит. Врачи бы сейчас сказали, что бороться бессмысленно…

— Есть надежда, Джабира? — спросил с таким отчаянием, что ей солгать захотелось… только не могла и не смела. Нельзя ей лгать.

— Надежда есть всегда. Хороший знак, что первую ночь пережила. Многие и нескольких часов пережить не могут. Надежда появится, когда вторую и третью переживет… а потом… потом тоже непросто будет.

— Плевать. Пусть живая останется. С остальным я разберусь.

Они не спали и в эту ночь тоже, теперь ибн Кадир рядом с несчастной лежал, своим телом грел, к себе прижимал, камни носил от костра и снова рядом ложился. Оба молчали и он, и знахарка. Хотела предложить ему поменяться, чтоб отдохнул, а то на человека уже не похож, да не стала. Не согласится он. Никого к ней не подпустит.

Джабира думала о том, кто из тех, кому яд давала мог девчонку отравить? Кто осмелился на такое безумие? …И не могла себе ответить на этот вопрос. Не потому что все были такими святыми, а потому что это могла быть любая змея из кодла шейха Кадира. В этом семействе никогда не царил мир и покой. Сколько себя помнила Джабира там всегда велась война не на жизнь, а на смерть. Перед тем как мать Аднана сгорела знахарка послала к Кадиру своего человека с предостережениями, но тот или не получил их, или не поверил, хотя его мать и тетка часто к бабке Джабиры приходили за снадобьем и лечились у нее от всяких женских болезней.