1000 не одна ложь

Я отпер дверь одного из отсеков и прикрыл ее за собой, глядя на своего бывшего друга, висящего под потолком. Такого же голого, как и висящий рядом с ним Рамиль. Два человека, клявшихся мне в верности, жравших с моей руки и стоявших у меня за спиной с ножами в руках.

Оба выглядели неважно. Да это и не удивительно. Их не кормили и не давали воды уже больше суток. В помещении воняло потом и мочой.

Я смотрел на них обоих. Один не интересовал меня совершенно. Я его приговорил так же, как и Фатиму с Шамалем. Не собираясь дать даже слово сказать в свое оправдание. Мне они не интересны. Рамиль, в отличии от Рифата, громко замычал и задергался на цепи. Трусливая псина. Всегда был гиеной и дрожал за свою шкуру… а вот второй, во втором текла и моя кровь. Кровь нашего отца. Нет, я не думал о том — казнить его или помиловать. Он уже сам подписал себе приговор. Мне оставалось лишь привести его в исполнение.

Я вытащил нож и поиграл им на тусклом свету подвала. Видя, как расширились глаза Рамиля. Усмехнулся. Он даже не представляет, какая часть его тела с этим ножом познакомится.

Подошел к Рифату и выдернул кляп из его пересохшего рта. Посмотрел на обработанную в боку рану, которая выглядела неважно и начала воспаляться. Я приказал оказать только первую помощь, оставив его в живых.

— Ну вот и пришло наше время поговорить. Как раньше. Помнишь? У костра с кальяном и чашкой крепкого кофе.

Толкнул его, и тело качнулось на цепи.

— Зачем долго говорить. Ты ведь пришел меня убить — убивай.

Я усмехнулся.

— Как все просто, да? Ты бы этого хотел, не так ли, единокровный брат? Умереть быстро и безболезненно?

Вскинул на меня взгляд черных глаз, теперь так похожих мне на отцовские.

— Да, я многое знаю. Отец перед смертью рассказал мне… я только одно хочу понять, Рифат, в какой момент все изменилось? В какой момент ты решил меня предать? В какой момент из преданного и верного друга ты превратился в вонючего и презренного шакала? Когда ты стал мразью или был ею всегда, и я настолько ослеп, что не замечал этого?

Он молчал… а я обходил его кругами и чувствовал, как боль возвращается. Боль от осознания, что вот этот человек был со мной рядом с детства, и я… я искренне любил его.

— Отвечай. Будь честен хотя бы перед смертью. Очистись от лжи. Да и к чему она теперь? — остановился напротив него. — Клянусь, что, если ты скажешь мне все как есть, я дам тебе возможность умереть достойно и быстро. Когда ты решил предать меня, Рифат? Когда узнал чей ты сын?

Он некоторое время еще молчал, и я уже думал, что не заговорит, когда вдруг раздался его надтреснутый голос.

— Нет. Позже. Когда понял, что ты жив… и ты вернешься обратно с почестями, победой и отнимешь у меня мое положение, которое я получил бы после твоей смерти, мое место возле отца и мою женщину.

Ярость вихрем взвилась внутри. Взвилась едчайшей ненавистью. И сожгла даже капли жалости.

— Мою женщину, Рифат. Мою. Ты хотел присвоить ее себе, но она никогда не была твоей и никогда бы не стала.

— Стала бы… рано или поздно. Я бы добился. Если бы ты действительно сдох.

Он выплюнул мне эти слова в лицо, а я даже не вздрогнул.

— И когда ты понял, что я жив, ты решил предать нас всех?

— Там… в пещере я нашел фрагменты твоего тела и… цепочку. Я решил, что это ты. Видит, Аллах, я оплакивал тебя и скорбел так, как не скорбел бы даже по Рамилю. Ты всегда был для меня настоящим братом… хоть и не знал, что мы с тобой одной крови и я такой же бастард.

Он прикрыл глаза, а я смотрел на его бледное и осунувшееся лицо и не ощущал ничего, кроме дикого разочарования… и от понимания, что иногда один миг может сделать из друга кровного врага. И сейчас я узнаю, в какой момент этот миг настал. Рифат закашлялся судорожно, облизывая сухие губы, и я инстинктивно достал флягу и, приблизившись к нему, дал сделать несколько глотков.

— Продолжай.

— Я мог спасти тебя. Отбить у отряда, который вез пленных к Асаду… Я и собирался это сделать. Поехал к Кадиру рассказать, что ты жив, взять в подмогу его людей. Я тогда поднялся к нему в покои и… и услышал его разговор с Ибрагимом… обо мне. Он сказал, что я никто и навсегда останусь никем для него, и моя мать-шлюха никогда не получит статуса его любовницы даже посмертно. Он не признает меня и не приблизит к себе. Все, что я получу, это твой отряд и твои полномочия. Большего сын шармуты, которая раздвигала ноги еще будучи замужем, не достоин. Он сказал так о моей матери. О святой женщине, которую сам же и совратил.

Поднял на меня налитые кровью глаза.

— Это твой отец предатель, а не я. Он разбудил мою ненависть к нему и к тебе. Ненависть и жажду мести. Жажду отнять все, что полагалось мне, и я не получил. Я старше тебя и твоих братьев от русской. Я такой же бастард. И я имею больше прав, чем кто-то из вас.

Я вздрогнул и ощутил, как тот самый нож, что он вогнал мне в спину, только что прокрутился еще раз у меня в сердце.

— Мне сообщил осведомитель, и я перерезал ему горло. Я был уверен, что ублюдок казнил тебя, как и остальных пленных. Не видел смысла, зачем ему оставлять тебя в живых, и просчитался.