101 разговор с Игорем Паниным

– Игорь, только что вышла Ваша книга стихов «Мертвая вода» в издательстве «Вест-Консалтинг». Она уже поступила во все крупнейшие магазины Москвы. Это успех, потому что поэзию большие магазины берут крайне неохотно. Так что поздравляю! Как долго готовилась, составлялась эта книга?

– Изначально я рассчитывал издать ее в «Русском Гулливере» у Вадима Месяца, затем в «ОГИ» у Максима Амелина. В обоих случаях переговоры ни к чему не привели, и тут я вспомнил про «Вест-Консалтинг». И очень благодарен этому издательству и непосредственно вам за книгу, выпущенную быстро и качественно. Ну и, разумеется, за ее распространение. Я прекрасно знаю, как трудно продвигать на книжном рынке современную поэзию, и то, что мой сборник продается в крупнейших магазинах Москвы, не может не радовать. Это действительно успех – и издателя, и автора. Саму книжку я готовил не так долго, выбором текстов особо не заморачивался; в нее вошли практически все стихи, написанные за последние 5 лет. Меня ведь трудно отнести к плодовитым поэтам – сочиняю долго и мучительно. Предисловие к книге написал Дмитрий Быков, Катя Рубина ее проиллюстрировала, Всеволод Емелин и Сергей Шаргунов прислали отзывы для обложки. Всем этим людям я также хотел бы выразить свою благодарность. Все-таки не каждый день книжки издаешь…

– «Мертвая вода» – это которая по счету книга?

– В общей сложности четвертая. Первые две у меня вышли еще в Грузии, в 96 и 97 годах. Потом, после переезда из Тбилиси в Москву, я издал здесь небольшой сборник в 98-м году. А в 2000-м я совершенно перестал писать, вернулся к творчеству только через шесть лет, в 2006-м. С тех пор и сочиняю потихоньку. Эти стихи отличаются от тех, что я писал в девяностые. Но и от тех не отказываюсь – есть довольно приличные тексты, за которые не стыдно, и которые я, вероятно, включу в следующую книгу, наряду с новыми.

– А разве это возможно – вот так взять и бросить писать?

– Выходит, можно. У меня получилось именно так. Причем, я даже не могу толком объяснить причин. Не было смертельных обид, знаковых разочарований. Яктому времени уже успел заявить о себе, публиковался в журналах, газетах, включался в какие-то антологии, выступал на различных мероприятиях, меня буквально силком затащили в Союз писателей России, в котором вроде бы числюсь и по сей день (хотя ни разу не платил взносов и не удивлюсь, если меня давно исключили). А ведь я тогда никого не знал, никаких связей или покровителей в литературном мире не имел, приходил, что называется, с улицы, но на меня обращали внимание. Как говорится, судьба была ко мне благосклонна. Сотни авторов, мечтающих покорить Москву, пропадают здесь, теряются, спиваются, а у меня все шло хорошо. И вдруг я замолчал. И – должен сказать – мне это понравилось. Я снова стал смотреть на мир глазами обычного человека. Мысли о собственной гениальности или бездарности больше меня не терзали. Я просто жил, работал, женился, разводился, читал книжки, смотрел телевизор. Но в 2006-м вдруг что-то во мне шевельнулось, и я, как больной, на время позабывший о своей язве, с горечью вынужден был констатировать: ничего не ушло, это во мне, продолжение следует. Вот оно и последовало. Вообще, у меня и до этого были периоды, когда не писал по полгода, по году. Но стихотворчество сродни алкоголизму – можно уйти в «завязку», крепиться, продержаться довольно долго, а потом вдруг…

– Дайте определение поэзии.

– Не дам. Я не знаю, что такое поэзия. Во всяком случае, четкой формулировки у меня нет. А повторять в тех или иных вариациях сказанное много раз другими людьми, не хочу. Это надо чувствовать. Попробуйте дать определение любви. Все понимают, о чем речь, но у каждого здесь свои критерии.

– Понятно. Кем Вы себя больше ощущаете – поэтом, прозаиком, литературным критиком?

– Прозаиком я себя вообще не ощущаю. Несколько рассказов и недописанный роман – этого недостаточно, чтоб считаться прозаиком. Вот если допишу его, тогда, наверное, буду иметь право так себя называть. У меня и пьеса есть, но мне и в голову не придет прикидываться драматургом. Если же выбирать между поэтом и критиком, то, конечно, первое. Мои критические статьи – это позиция Панина-поэта, его эстетические предпочтения. Стараюсь писать только о том, что мне интересно, что меня задевает. А критиковать ради самой критики – это скучно. Поэтому критические статьи, которые вынужден писать по работе, обычно подписываю псевдонимами. Еще я неплохой публицист, да и журналист не самый последний, но это отдельная тема.