– Что Вам не нравится в современном литературном процессе?
– О, это объемный вопрос, и если бы я решил перечислить все, что мне не нравится, пришлось бы сочинять целую монографию. Вот, к примеру, мне не нравится, что молодые поэты стараются писать «форматно». Еще не освоив в должной мере азов стихосложения, они стремятся писать так, «как модно»: это почти обязательное отсутствие заглавных букв, знаков препинания, эти тексты в формате А4 и т. д. Наивные, они полагают, что являются первооткрывателями, не подозревая, что все это уже было задолго до их рождения. Им привили мысль: глагольная рифма – плохо, составная – хорошо, но не объяснили главного, что в поэзии очень ценится индивидуальность. Никакое стихотворение, пусть оно написано сверхтехнично, не будет жить, если в нем нет выпуклого образа, зримой картинки, авторского голоса. В самом начале девяностых попался мне в руки поэтический альманах «Истоки». Мое внимание привлекли стихи архангельского поэта Александра Роскова. Одно из них начиналось так:
Совсем, казалось бы, простенькое стихотворение, но это только на первый взгляд. Строки эти и имя автора я запомнил сразу. А несколько лет назад случайно обнаружил его в Интернете, написал ему, все подтвердилось – да, тот самый. Прошло 15 лет, а из моей памяти его стихи не выветрились, понимаете? Но в то же время я просматриваю подборки так называемых «подающих надежды» и у меня создается впечатление, что написано это одним человеком. Фамилии можно тасовать как угодно, какая разница, кто автор – Иванов, Петров или Фишберг? Их стихи забываются сразу после прочтения. И сейчас, я считаю, происходит такая массированная атака клонов на литературу. Нередко хорошие версификаторы, но совершенно безликие стихотворцы активно публикуются, удостаиваются объемных критических статей, но они совсем не интересны как личности, как поэты. Пусты. Им не о чем писать, они не знают жизни или не могут ее отобразить. Это обезличивание, унифицирование происходит именно в последние лет десять, с развитием Интернета. В техническом плане авторы ныне взрослеют быстро (благо, компьютер под рукой, необходимую информацию можно найти мгновенно – будь то цитата из Кенжеева или значение термина «метонимия»), а вот с образностью зачастую полный швах. Перечисления модных брендов в текстах, постоянные реминисценции, все высосано из пальца. Однажды я написал об этом:
Но это же правда. Мне говорят иногда: обрати внимание на на такого-то, он лауреат «Дебюта», его напечатали в «Знамени», а я смотрю и вижу в его текстах те же ремиксы и римейки, все эти ужимки, от которых давно тошнит.
– И в чем же дело, почему так получается?
– Дело в отношении к творчеству, к задачам, которые перед собой ставит художник. Возьмем – условно – поколение сорокалетних. Я никогда не перепутаю Бориса Панкина с Максимом Жуковым, Дмитрия Мельникова с Александром Переверзиным. Это совершенно оригинальные поэты, которым трудно подражать. Последним из молодых, кто явил такую оригинальность, был Борис Рыжий. Но основная проблема в том, что к этому сейчас мало стремятся. Стыдятся даже этого из «литературной политкорректности»: если я буду слишком ярок и неповторим, то это может обидеть остальных, нет, лучше особо не выделяться, быть как все. Или возьмем те же верлибры. Неумение написать приличную силлабо-тонику и, как следствие, переход на верлибры, выдается за некий бунт, за пощечину общественному вкусу. Вполне понятно, что на этом поле масса шарлатанов, задача которых объегорить себе подобных и под шумок распилить гранты. А тут еще некоторые кураторы наставляют подопечных: пишите верлибры, их легко перевести на другие языки. Они и пишут. Километрами. И того не понимают, что на Западе никому не нужны их поделки. В лучшем случае они опубликуются в «Воздухе» или каком-нибудь коллективном сборнике, а дальше-то что? А дальше – всю оставшуюся жизнь – придется надувать щеки и изображать из себя непризнанных гениев, которые занимаются приращением каких-то там смыслов, непонятных даже им самим.
– Позиция ясна. А что Вам нравится в литературном процессе? Или – точнее – что радует?