Читаем 101 разговор с Игорем Паниным полностью

– Что Вам не нравится в современном литературном процессе?

– О, это объемный вопрос, и если бы я решил перечислить все, что мне не нравится, пришлось бы сочинять целую монографию. Вот, к примеру, мне не нравится, что молодые поэты стараются писать «форматно». Еще не освоив в должной мере азов стихосложения, они стремятся писать так, «как модно»: это почти обязательное отсутствие заглавных букв, знаков препинания, эти тексты в формате А4 и т. д. Наивные, они полагают, что являются первооткрывателями, не подозревая, что все это уже было задолго до их рождения. Им привили мысль: глагольная рифма – плохо, составная – хорошо, но не объяснили главного, что в поэзии очень ценится индивидуальность. Никакое стихотворение, пусть оно написано сверхтехнично, не будет жить, если в нем нет выпуклого образа, зримой картинки, авторского голоса. В самом начале девяностых попался мне в руки поэтический альманах «Истоки». Мое внимание привлекли стихи архангельского поэта Александра Роскова. Одно из них начиналось так:

Брел апрель по задворкам России,Был закат неестественно глуп,Шли толпою душевнобольныеНа танцульки в дурдомовский клуб.

Совсем, казалось бы, простенькое стихотворение, но это только на первый взгляд. Строки эти и имя автора я запомнил сразу. А несколько лет назад случайно обнаружил его в Интернете, написал ему, все подтвердилось – да, тот самый. Прошло 15 лет, а из моей памяти его стихи не выветрились, понимаете? Но в то же время я просматриваю подборки так называемых «подающих надежды» и у меня создается впечатление, что написано это одним человеком. Фамилии можно тасовать как угодно, какая разница, кто автор – Иванов, Петров или Фишберг? Их стихи забываются сразу после прочтения. И сейчас, я считаю, происходит такая массированная атака клонов на литературу. Нередко хорошие версификаторы, но совершенно безликие стихотворцы активно публикуются, удостаиваются объемных критических статей, но они совсем не интересны как личности, как поэты. Пусты. Им не о чем писать, они не знают жизни или не могут ее отобразить. Это обезличивание, унифицирование происходит именно в последние лет десять, с развитием Интернета. В техническом плане авторы ныне взрослеют быстро (благо, компьютер под рукой, необходимую информацию можно найти мгновенно – будь то цитата из Кенжеева или значение термина «метонимия»), а вот с образностью зачастую полный швах. Перечисления модных брендов в текстах, постоянные реминисценции, все высосано из пальца. Однажды я написал об этом:

Сплошь ремиксы, когда не римейки.

Но это же правда. Мне говорят иногда: обрати внимание на на такого-то, он лауреат «Дебюта», его напечатали в «Знамени», а я смотрю и вижу в его текстах те же ремиксы и римейки, все эти ужимки, от которых давно тошнит.

– И в чем же дело, почему так получается?

– Дело в отношении к творчеству, к задачам, которые перед собой ставит художник. Возьмем – условно – поколение сорокалетних. Я никогда не перепутаю Бориса Панкина с Максимом Жуковым, Дмитрия Мельникова с Александром Переверзиным. Это совершенно оригинальные поэты, которым трудно подражать. Последним из молодых, кто явил такую оригинальность, был Борис Рыжий. Но основная проблема в том, что к этому сейчас мало стремятся. Стыдятся даже этого из «литературной политкорректности»: если я буду слишком ярок и неповторим, то это может обидеть остальных, нет, лучше особо не выделяться, быть как все. Или возьмем те же верлибры. Неумение написать приличную силлабо-тонику и, как следствие, переход на верлибры, выдается за некий бунт, за пощечину общественному вкусу. Вполне понятно, что на этом поле масса шарлатанов, задача которых объегорить себе подобных и под шумок распилить гранты. А тут еще некоторые кураторы наставляют подопечных: пишите верлибры, их легко перевести на другие языки. Они и пишут. Километрами. И того не понимают, что на Западе никому не нужны их поделки. В лучшем случае они опубликуются в «Воздухе» или каком-нибудь коллективном сборнике, а дальше-то что? А дальше – всю оставшуюся жизнь – придется надувать щеки и изображать из себя непризнанных гениев, которые занимаются приращением каких-то там смыслов, непонятных даже им самим.

– Позиция ясна. А что Вам нравится в литературном процессе? Или – точнее – что радует?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное