Читаем 101 разговор с Игорем Паниным полностью

«Байрон не мог изъяснить некоторые свои стихи. Есть два рода бессмыслицы: одна происходит от недостатка чувств и мыслей, заменяемого словами; другая – от полноты чувств и мыслей и недостатка слов для их выражения». Если честно, то я и сам до конца не понимаю – о чем стихотворение «Мертвая вода». Но я чувствовал, что нужно его написать, причем именно так, как оно и написано. И когда подготавливал книгу, вдруг увидел, что все пазлы складываются, один текст дополняет другой, ничего лишнего. Значит, чутье меня не подвело. Кстати, главный редактор журнала «Сибирские огни» Владимир Берязев назвал это стихотворение лучшим в книге. Видишь, как оно бывает? На вкус и цвет, как говорится…

– Как заметил Дмитрий Быков (его предисловие к книге вообще очень точное), в твоих стихах ощущается школа Маяковского и Есенина, но это – со стороны, а ты сам кого можешь назвать своими учителями в поэзии? И, как продолжение, с кем из современных поэтов ты ощущаешь явную «родственную» близость?

– Он еще написал о школе Лимонова. Хотя мне кажется, что Андрей Белый повлиял на меня больше, чем Маяковский, Есенин и Лимонов вместе взятые. А вообще, в разное время – разные авторы. Юрий Кузнецов, ранний Соснора… Что касается «родственной близости», то я могу назвать, допустим, Максима Жукова, Дмитрия Мельникова, Александра Переверзина. У этих авторов я нахожу много интересного. Но не только у них, разумеется.

– В своей поэме-утопии «Австралия» ты воспеваешь этот материк как последний «форпост свободы» в противостоянии наступающему агрессивному миграционному потоку. Я понимаю, что это все тоже с огромной долей иронии. Тем не менее, утописты, когда писали свои утопии, они все-таки в них верили. Значит, вероятно, это все-таки пародия на утопию?

– Почему с иронией? Все серьезно. Никаких пародий. Вот ты обрати внимание на то, что происходит вокруг. Я живу в Юго-Восточном административном округе Москвы. Здесь можно пройти по улице и не встретить ни одного русского человека! В песочницах играют нерусские дети, рядом с ними – замотанные в платки женщины. Это реально страшно! Вспомни, ведь Косово – исконно сербская земля. Но когда сербы оказались там в меньшинстве, их начали резать и прогонять. Боюсь, нас ожидает та же участь. По прогнозам европейских демографов, к 2050 году русские в России будут составлять менее 50 % населения. И все к тому идет. Не только в России, конечно. В той же Европе ситуация ничуть не лучше. Поэтому не нужно себя обманывать, надеяться на «авось» и думать, что все само собой исправится. Не исправится. Мы слишком заигрались в толерантность. Заигрались настолько, что потеряли чувство самосохранения. Но мне все-таки хочется верить, что белое человечество сумеет выжить. Хотя бы в изгнании, хотя бы на одном каком-то материке. Вот я и предположил, что такой спасительной землей станет Австралия.

– А разве это не забота правительства? Зачем писателям лезть в политику?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное