На тот момент, когда мы достигли тени Книгохранилища, я уже обливался потом, подмышка у меня выла от постоянного давления костыля, а левое колено опоясало огневым ремнем. Я его едва мог сгибать. Взглянув вверх, я увидел работников Книгохранилища, которые торчали в окнах. Никого я не увидел в том окне, которое находилось на юго-восточном углу шестого этажа, но Ли должен быть там.
Я взглянул на часы. Двенадцать двадцать. О приближении кортежа мы догадывались по реву голосов, который поднимался издалека понизу Главной улицы.
Сэйди взялась за дверь, а потом бросила на меня мученический взгляд: «Заперто!»
Внутри я увидел черного мужчину в залихватски нацепленной фуражке. Он курил сигарету. Эл был большим любителем примечаний на полях в своих заметках и в конце он — вероятно, мимоходом, небрежной рукой — написал имена нескольких коллег по работе Ли. Я не пытался их запомнить, так как не усматривал ни одной причины, по которой бы они могли мне пригодиться. Рядом с одним из тех имен — у меня не было сомнений: тому, которое принадлежит парню в плоской фуражке — Эл написал:
Или потому, что прошлое сопротивлялось. Да какое это имело значение? Мне его не вспомнить. Это имя теперь неизвестно-где.
Сэйди забарабанила в дверь. Черный парень в фуражке стоял и апатично смотри на нее. Затянулся сигаретой, а потом помахал ей тыльным боком ладони:
Двенадцать двадцать одна.
Необычное имя, да, но
— Так как оно девичье, — произнес я.
Сэйди обернулась ко мне. Щеки напрочь красные, кроме шрама, который выступал белым жгутом.
— Что?
Неожиданно я забарабанил по стеклу.
Он узнал имя и пересек фойе дразнящей неторопливой походкой.
— А я и не знал, что у это’о сукино’о сына мо’ут быть друзья, — сказал Бонни Рей Вильямс, отворяя дверь, и отступил в сторону, когда мы ринулись вовнутрь мимо него. — Он, наверное, в комнате отдыха, смотрит на президента с остальными…
— Послушайте меня, — перебил я. — Я не его друг, и он не в комнате отдыха. Он на шестом этаже. Я думаю, он задумал застрелить президента Кеннеди.
Большой парень весело рассмеялся. Бросил сигарету на пол и раздавил ее подошвой своего рабочего сапога.
— У этого плюгавого зассанца нет яиц даже на то, чтобы утопить котят в мешке. Он толь’о на то и способный, шо сидеть где-то в уголке и читать
— Я вам говорю…
— Я подымусь на второй. Если хо’ мо’ете со мной, без проблем, я думаю. Но толь’о не гово’ите более никакой ерунды про Лилу. Это мы его здесь так зовем — Лила. Застрелить президента!
Я подумал:
— На ступеньки, — сказал я Сэйди.
— Лифтом могло бы быть…
Это могло бы быть концом всяких шансов, которые в нас еще остались.
— Он застрянет между этажами.
Я схватил ее за руку и потянул за собой. Лестничный просвет тянулся тесной глоткой, а деревянные стояки вытоптанных за годы ступенек были неустойчивыми. По левую сторону шли заржавевшие перила. Возле подножия ступенек Сэйди обернулась ко мне:
— Отдай мне револьвер.
— Нет.
— Тебе ни за что не успеть. А я доберусь.
Я чуть было не отдал. Не то, чтобы считал, что именно я заслуживаю сделать это. Теперь, когда на самом деле наступил водораздельный момент, не имело значения, кто остановит Освальда, лишь бы только
Я улыбнулся, а потом наклонился и поцеловал ее.
— Вы, люди, какие-то будто бы спятившие, — расслышал я слегка протестующий голос Бонни Рея Вильямса.