11.22.63

Мы приблизились к перекрестку Перл-стрит и Росс-авеню в одиннадцать тридцать, как раз когда «Боинг-707» с Кеннеди на борту должен был остановиться напротив компании официальных лиц, которые ждали, чтобы поприветствовать президента…Среди них и та женщина с букетом красных роз. На углу улицы впереди возвышался кафедральный собор Гваделупской Богоматери[668]. На ступеньках, под статуей святой с распростертыми руками, сидел мужчина, рядом с которым лежали деревянные костыли, а с другой стороны стояла эмалированная кухонная кастрюлька. Прислоненный к кастрюльке плакатик призывал: Я КАЛЕКА НЕСЧАСТНЫЙ! ПРОШУ ПОДАЙТЕ ЧТО МОЖЕТЕ БУДЬТЕ ДОБРЫ САМАРИТЯНЕ БОГ ЛЮБИТ ВАС!

— А где твои костыли, Джейк?

— Остались в «Эдемских садах», в шкафу в спальне.

— Ты забыл свои костыли?

Женщины хорошо умеют ставить риторические вопросы, разве нет?

— Я в последнее время ими почти не пользовался. На коротких дистанциях я довольно пригодный.

Это прозвучало хоть немного лучше, чем признание, что главное, о чем я тогда переживал, было желание убраться к черту из реабилитационной квартирки до того, как туда приедет Сэйди.

— Ну, а сейчас ты мог бы воспользоваться этими.

Она побежала вперед с завидной проворностью и заговорила с нищим на церковных ступеньках. На тот момент, когда туда доковылял я, она с ним уже торговалась.

— Пара таких костылей стоит девять долларов, а вы хотите пятьдесят за один?

— Мне хотя бы один надо, чтобы добраться домой, — ответил тот резонно. — А вашему приятелю, как на то похоже, нужен всего один, чтобы добраться куда-угодно.

— А как же тогда это «Бог вас любит, будь добрым самаритянином» и все такое?

— Ну, — начал нищий, задумчиво скребя себе щетинистый подбородок, — Бог таки вас любит, но я же простой старик калека. Если вам не нравятся мои условия, сделайте, как фарисеи, перейдите на другую сторону улицы. Сам бы я именно так и сделал бы.

— Нисколько не сомневаюсь. А если я их просто схвачу сейчас и уйду прочь, ты, задрыпанный жмот?

— Думаю, вы могли бы так сделать, но тогда Бог не будет любить вас больше, — сказал он и захохотал. Это был чрезвычайно веселый хохот как для несчастного калеки. В стоматологическом смысле дела у него были лучше, чем у студебеккерского ковбоя, но не так чтобы очень.

— Заплати ему, — сказал я. — Мне нужен только один костыль.

— О, я ему дам денег. Я просто ненавижу, когда меня стараются наебать.

— Леди, пусть вас не обидят мои слова, но это же стыд для мужского населения планеты Земля.

— Следи за своим ртом, — бросил я. — Это ты о моей невесте так говоришь.

Уже было одиннадцать сорок.

Нищий не обратил на меня внимания. Он уставился глазами в кошелек Сэйди.

— На нем кровь. Вы порезались во время бритья?

— Не старайся выступать, будто ты участник шоу Салливена, дорогуша. Из тебя никакой Алан Кинг[669]. — Сэйди добыла десятку, которой размахивала посреди дороги, прибавив к ней две двадцатки. — Вот, — сказала она, отдавая ему деньги. — Я теперь банкрот. Удовлетворен?

— Вы помогли бедному калеке, — ответил нищий. — Это вы должны быть удовлетворены.

— Ну, нет, отнюдь! — крикнула Сэйди. — И очень надеюсь, что твои старые глаза повыпадают из твоей ублюдочной головы!

Нищий послал мне глубокомысленный взгляд «как мужчина мужчине»:

— Отправьте ее лучше домой, Санни Джим, а то, кажется мне, у нее прямо сейчас, тут, ’ачнутся месячные.

Я подставил костыль себе под правую подмышку — люди, которым повезло с их костями, думают, что костыль-одиночку следует использовать с травмированной стороны, но это вовсе не так — и взял под локоть Сэйди левой рукой.

— Идем. Времени маловато.

Уже когда мы удалились, Сэйди хлопнула ладонью себя по обтянутому джинсами заду, оглянулась и крикнула:

— Поцелуй меня тут!

Нищий в ответ позвал:

— Возвращай сюда и нагнись, медовая моя, это я тебе подарю бесплатно!

10

Мы шли вдоль Северной Перл-стрит… то есть, это Сэйди шла, а я скорее шкандыбал. С костылем чувствовал себя в сто раз лучше, но не похоже было, что мы доберемся до перекрестка Хьюстон и Вязов раньше двенадцати тридцати.

Впереди виднелось ограждение. Тротуар вел под него. Я направил Сэйди на другую сторону улицы.

— Джейк, зачем ради…

— Ибо оно завалится на нас. Поверь моему слову.

— Нам надо поехать. Нам на самом деле надо…Джейк? Почему ты остановился?

Я остановился потому, что жизнь — это песня, а прошлое гармонизируется. Обычно те гармоники ничего не означают (так я тогда думал), но изредка какой-то отважный путешественник в Страну Было может какой-нибудь из них воспользоваться дельно. Я молил всем своим сердцем, чтобы это был именно тот случай.

Припаркованный на углу Перл-стрит и Сан-Хасинто, стоял кабриолет «Форд-Санлайнер» выпуска 1954 года. Мой был красным, а этот темно-синим, тем не менее, все-таки… возможно…

Я поспешил к нему и подергал пассажирская дверцу. Заперта. Конечно. Иногда получаешь какую-нибудь передышку, но чтобы все время на халяву? Никогда.

— Ты собираешься бросить перемычку на зажигание?