120 дней Содома, или Школа разврата

Инспекция Дюрсе добавила в эту книгу еще три записи. Провинились две девочки и мальчик; все случаи были следствием опытов по провокации небольших несварений желудка. По существу, эти опыты удались, но случалось, что бедные детишки не могли удержаться, – вот они и попадали в список провинившихся. У девочек таковыми оказались сегодня Фанни и Эбе, а у мальчиков – Гиацинт. Малютки наложили в свои горшки такие огромные кучи, что Дюрсе долго над этим потешался. Сегодняшнее утро отличалось небывалым числом ходатайств о разрешении справить большую нужду, и новый метод Дюкло на этот раз все единодушно осудили. Несмотря на обилие ходатайств, только просьба Констанции, Эркюля, Огюстины, Зефира, мамаши Дегранж да двух субалтерн-прочищал были удовлетворены. Позабавившись этим, сели за стол.

– Ты видишь, – обратился Дюрсе к Кюрвалю, – как ошибся, позволив дочери заниматься религией; теперь из нее эту дурь не выбьешь. А я ведь тебя предупреждал.

– Честью клянусь, – ответил Кюрваль, – я был уверен, что, познакомившись с этими благоглупостями, она тем вернее станет над ними смеяться и с возрастом вполне оценит всю нелепость и вредность их догм.

– Это справедливо только для людей рассудительных, но насчет ребенка не следует обольщаться.

– Мы будем вынуждены принимать суровые меры, – произнес герцог, понимая, что Аделаида его слышит.

– Придется, – сказал Дюрсе, – только скажу наперед: если она возьмет в адвокаты меня, проку ей от этого не будет.

– О сударь, охотно верю, – отозвалась плачущая Аделаида. – Ваши чувства ко мне всем известны.

– Чувства? – сказал Дюрсе. – Прежде всего хотел бы вам заметить, любезнейшая супруга, что чувств к женщинам никогда не испытывал, и вы для меня не исключение. А все, что связано с религией, и особенно людей религиозных, я ненавижу и должен вас предостеречь, что от нынешнего полного к вам равнодушия очень скоро могу перейти к сильнейшей антипатии, если вы будете по-прежнему поклоняться зловредным и бессмысленным химерам, которые я всю свою жизнь презирал. Нужно совсем потерять разум, чтобы допускать существование Бога, и безмозглым кретином, чтобы поклоняться ему. Одним словом, объявляю вам в присутствии вашего батюшки и этих господ, что нет такой крайности, до которой я не дойду с вами, если еще раз поймаю вас на этом проступке. Надо было бы отдать вас в монашки, раз вам хочется поклоняться вашему мерзкому Богу; уж тогда вы могли бы в полное свое удовольствие выпрашивать у него милости.

– Ах, – вздохнула Аделаида. – В монашки! Дай-то Бог, чтобы это случилось.

Разъяренный таким ответом Дюрсе схватил серебряную тарелку и метнул ее в сидящую как раз напротив жену. Несчастной неминуемо раскроило бы череп – тарелка ударилась об стену с такой силой, что сплющилась. Аделаида с трудом увернулась и кинулась к своему отцу, сидящему рядом с Антиноем.

– Несносная тварь, – сказал Кюрваль дочери. – Ты заслуживаешь сотню пинков в брюхо. – И отбросив ее в сторону ударом кулака, он продолжал: – Ступай и на коленях моли прощения у своего мужа. Иначе мы накажем тебя самым жестоким образом.

Она бросилась к ногам Дюрсе, но тот объявил, что и за тысячу луидоров не упустит такого случая, что беспримерная и жестокая экзекуция должна состояться немедленно и ее нельзя откладывать до субботы, что он просит отпустить на этот раз кофейных детишек, а исполнение дела произвести там, где общество обычно развлекается в ожидании кофе. Все согласились. Аделаиду в сопровождении только двух старух из четырех, Луизон и Фаншон, самых, кстати говоря, зловредных и опасных для всего женского пола, провели в кофейную комнату, и над тем, что там произошло далее, мы вынуждены опустить занавес. Скажем только, что достоверно известно, что все наши герои разрядились, а Аделаиде было позволено после этого отправиться спать. Предоставляем читателю самому сделать выводы из сказанного, а мы, с его позволения, перейдем к повествованию Дюкло.

Итак, каждый занял место рядом со своей очередной супругой, только герцогу пришлось заменить Аделаиду Огюстиной, каждый приготовился слушать, и Дюкло возобновила свои речи.

– Как-то, – начала прелестница, – беседуя с одной из своих подруг по сводничеству, я сказала ей между прочим, что меня нечем удивить по части бичеваний. Я видела в этом жанре самые сильные образчики: и сама секла мужчин, и видела, как их отделывают бычьими жилами, плетьми с колючками, терновником. Тут-то подруга мне и возразила: «Как бы не так, – сказала она. – Чтобы ты убедилась, что кое-чего посильней ты еще не видела, я пришлю тебе завтра одного своего клиента».