– Итак, прошло восемь лет, что я пробыла у мадам Герэн, мне уже исполнилось семнадцать, и все это время каждое утро появлялся у нас некий генеральный откупщик, которому оказывали всегда всяческое внимание. Был он невысокий толстячок лет к тому времени около шестидесяти, во многом напоминающий господина Дюрсе, такой же свежий и бодрый на вид. Каждый день ему требовалась новенькая, нашими же он пользовался лишь на худой конец, когда девица со стороны почему-либо манкировала рандеву. Господин Дюпон, так звали финансиста, был к тому же чрезвычайно привередлив: никаких проституток, кроме тех исключительных случаев, о которых я только что рассказала, ему подавай работниц, продавщиц, особенно он любил тех, что торговали в модных лавках. Возраст и масть тоже были строго определены: блондинки от пятнадцати до восемнадцати лет, ни младше, ни старше. Сверх того, у них должна быть попка буквально литая и такой чрезвычайной опрятности, что даже малейший прыщик на ней становился поводом для отставки. Девственницы же оплачивались вдвойне. В тот день, о котором я рассказываю, он рассчитывал на юную шестнадцатилетнюю кружевницу с задом, точно у модели скульптора. Да только он не ведал, какой на самом деле ему поднесут подарочек: девица прислала сказать, что ей никак не удастся отвязаться от родителей, и мадам Герэн, рассудив, что господин Дюпон ни разу меня толком не видел, приказала мне немедленно переодеться рядовой мещаночкой, нанять в конце улицы фиакр, высадиться у дверей дома через четверть часа после прихода Дюпона и исполнить со всем старанием роль модистки. Но, помимо всего, мне надо было еще набить желудок полуфунтом аниса и следом опорожнить большой стакан особого бальзама, а для чего – вы узнаете сейчас из моего рассказа. Все устроилось как нельзя лучше: у нас было в распоряжении несколько часов для необходимых приготовлений. С самым простодушным видом я появляюсь в доме, меня представляют финансисту, он внимательно разглядывает меня, а я внимательно слежу, чтобы все во мне соответствовало моей роли и сочиненной для него истории. «Она целенькая?» – спрашивает Дюпон. «Здесь – нет, – отвечает Герэн, похлопав меня по низу живота, – а за другую сторону я ручаюсь». Пусть она бессовестно лгала, что за безделица – наш гость поверил, а это-то нам и было нужно. «Заголите-ка ее», – сказал Дюпон, и мадам Герэн задрала сзади мои юбки, прижав мою голову к себе, открывая перед взором распутника капище чтимого им культа. Он разглядывает его, щупает ягодицы, обеими руками раздвигает их и, довольный этим экзаменом, заявляет, что зад великолепен и вполне ему подходит. Затем задает мне несколько вопросов о том, сколько мне лет, чем я занимаюсь, и, вполне удовлетворенный и моей мнимой невинностью, и моим простодушным видом, говорит, что пора подняться в его апартаменты. А надо сказать, что туда никто не мог зайти, кроме него самого, и никто не мог подсмотреть, что там происходит. Мы поднимаемся, он тотчас же запирает дверь на ключ и, еще немного осмотрев меня, спрашивает самым бесстыжим и грубым тоном, которого он держался во все время нашей сцены, неужели и впрямь меня никогда не швабрили в зад. Помня о своей неопытности, я самым невинным тоном прошу его объяснить, что означает это никогда не слышанное мною выражение, прошу даже повторить его. Он жестом показал мне столь ясно, что оно означает, что я уже не могла прикинуться непонимающей, и, смущенная и испуганная, заявила, что никак не могла допустить подобного со мною обращения. Тут он мне приказал снять с себя только юбки, и когда я послушалась, оставив сорочку прикрывать меня спереди, он заткнул ее за корсет, и в это время косынка свалилась с моей груди. Но вид моих передних полушарий просто взбесил его: «Черт бы побрал титьки, – закричал он. – Кто тебе о титьках говорил? До чего ж отвратительные эти твари! Вбили себе в голову, чуть что, выставлять напоказ титьки!» Я поспешно прикрыла грудь и подошла к нему как бы попросить прощения, но так как ниже пояса я оказалась вся раскрытой, он взбеленился еще пуще: «А ну стой так, как тебя поставили! – завопил он, схватил меня за бока и развернул к себе задом. – Так и стой, будь ты проклята! На кой черт мне твой передок и твоя грудь! Только задница мне требуется, только задница!»