Читаем 120 дней Содома, или Школа разврата полностью

Был и еще один повод для наказаний, а именно: все четверо не одобряли пользования биде. Кюрваль, к примеру, терпеть не мог, чтобы кто-нибудь из подопечных, с кем ему предстояло иметь дело, подмывался. Дюрсе был таким же, вследствие чего оба они предупреждали дуэний, надзиравших за теми, с кем они наметили назавтра позабавиться, чтобы не было никаких полосканий, подмываний, подтираний. А двое других, которые хотя и были тоже противниками опрятности, но не в такой мере, как первые, соглашались с этой трактовкой, и если после предупреждения подопечному вздумалось бы оказаться чистым, вписание в список виновных не встречало ни малейшего возражения. Так в то утро случилось с Коломбой и Эбе. Накануне им пришлось помногу выложить своего добра в тарелки, и Кюрваль, зная, что они назначены подавать утром кофе, рассчитывал позабавиться с обеими, заставив их вдоволь поиспускать ветры, а потому предписал им непременно оставаться в том состоянии, в каком они отправились спать после вечерней оргии. Утром явившийся с инспекцией Дюрсе был крайне удивлен, застав их совершенно чистыми и опрятными. Дети оправдывались, говоря, что совсем забыли о запрете, и умоляли не вносить их в книгу наказаний. В то утро в часовню отправиться не позволили никому (читатель, несомненно, вспомнит об этом обстоятельстве в ходе нашего дальнейшего рассказа). Предусмотрели, что так и не облегчившиеся подданные помогут вечернему рассказу стать еще более интересным.

В тот же день были прекращены за ненужностью уроки по мастурбации для мальчиков: мальчишки в искусстве мастурбации сравнялись с самыми умелыми парижскими шлюхами. Особенно ловко это получалось у Зефира и Адониса, редкий член мог удержаться от быстрой и могучей эякуляции, когда за него брались эти проворные нежные ручонки. Так что до кофе не случилось никаких происшествий. Прислуживали за кофе Житон, Адонис, Коломба и Эбе. Все четверо были приготовлены: их просто нафаршировали снадобьями, способствующими пусканию ветров. Кюрваль, предложивший этот вид развлечений, был снабжен ими в неимоверном количестве. Герцог заставил Житона сосать ему член; мальчик так и не смог обхватить гигантское орудие герцога своим миниатюрным ртом. Дюрсе творил всякие маленькие мерзости с Эбе, а епископ отделывал Коломбу между ляжек.


– Как-то раз у мадам Фурнье появилась наша новая товарка; по той роли, которую сыграет в рассказе о страсти, о которой я буду рассказывать, она заслуживает того, чтобы я описала ее хотя бы в общих чертах. Это была молоденькая модистка, совращенная и развращенная соблазнителем, о котором я вам рассказывала у Герэн и который работал также и для Фурнье. Ей было четырнадцать лет, она была шатенка с живыми карими глазами, кожа белая, как цветы лилии, и мягкая, как шелк, фигурка ладная и влекущая, книзу чуть полноватая, но зад маленький, крепкий, самый белый и самый круглый зад в Париже. Человек, которому я ее показала через дыру, был ее дебютом. Ну да, она была еще девственной и, разумеется, с обеих сторон. Такой лакомый кусочек мог достаться только давнему и верному другу дома – скрюченному подагрику аббату де Фьеврвилю, славившемуся как своим богатством, так и своим распутством. Он не замедлил явиться, проследовал в комнату, проверил все необходимые для своего удовольствия предметы, все приготовил, и малютка предстала перед ним. Ее звали Эжени. Малость струхнув при виде уродца, назначенного ей в первые возлюбленные, она потупила глазки и покраснела.

– Поближе, поближе, – сказал ей старый паскудник, – дай-ка мне взглянуть на твой задик.

– Но, сударь… – пролепетала обреченная девочка.

– Полно, полно, – проговорил старик. – Беда с этими целками. Эка невидаль – зад выставить на погляд. Ну же, задери подол!

Бедняжка робко повиновалась, ей было страшно ослушаться мадам Фурнье; она же обещала ей вести себя благоразумно!

– Повыше, повыше, – не унимался похотливый старичишка. – Уж не мне ли самому потрудиться за тебя?

И вот прелестный зад является во всей красе. Аббат любуется им, заставляет девочку выпрямиться, заставляет ее нагнуться, заставляет ее сжать ноги, потом их раздвинуть; прислонив ее к ложу, грубо щупает все ее передние части, словно хочет наэлектризовать себя, попользоваться жаром юного тела Эжени. Затем переходит к поцелуям, опускается на колени, чтобы способнее было обеими руками раздвинуть два полушария очаровательных ягодиц и погрузить туда свой язык в поисках таящихся там сокровищ.

– Да, меня не обманули, – проговорил он. – У тебя довольно красивый зад. А ты давно не какала?

– Только что, сударь, – отвечала малютка. – Мадам приказала мне это сделать, прежде чем подняться к вам.

– Ах вот как. И надо было так, чтобы ничего не осталось у тебя в кишках, – говорит пакостник. – Сейчас мы посмотрим, сейчас посмотрим…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820
Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям. Взгляд, манера общения, случайно вырвавшееся словечко говорят ей о человеке гораздо больше его «парадного» портрета, и мы с неизменным интересом следуем за ней в ее точных наблюдениях и смелых выводах. Любопытны, свежи и непривычны современному глазу характеристики Наполеона, Марии Луизы, Александра I, графини Валевской, Мюрата, Талейрана, великого князя Константина, Новосильцева и многих других представителей той беспокойной эпохи, в которой, по словам графини «смешалось столько радостных воспоминаний и отчаянных криков».

Анна Потоцкая

Биографии и Мемуары / Классическая проза XVII-XVIII веков / Документальное