Изучив пространство на предмет клада и не найдя его, Пирс оповестил соратников о подземном лазе. Мерфи позвал Малку и приказал ей лезть в дыру. Для мужчин проход был слишком узким, а вот Малка с ее телосложением могла в него проникнуть.
Индианка покорно подчинилась. Пирс смотрел, как она уползает в темноту, отталкиваясь ногами, обутыми в мокасины. Минут через пять смуглая и чумазая мордашка Малки показалась снова: девчонка умудрилась развернуться в лазе. Пирс подал ей руку, и Малка выбралась на поверхность.
– Ну что? – поторопил Мерфи.
– Он ведет наружу.
– Подкоп?
Пирс отринул образ существа, ночью вылезающего из-под кровати мирно спящих людей. Индейца с ножом в зубах, или кого похуже, кто издревле хоронится в лощинах и распадках…
– Копали из комнаты, – сказал Пирс. – Кто-то отсюда сбежал.
– Может, Круз с Родсом и конями? – Но шутку Мердока никто не оценил.
– Продолжайте, – буркнул Мерфи.
В течение следующего часа единственной находкой стал дохлый разложившийся барсук в медной чаше ванны.
Туман сгустился, а крики птиц за куртинами напоминали отчаянные вопли раненых.
Пирс замешкался у порога церкви. Кривое, наспех сколоченное здание источало угрозу. В нем никогда не было Бога, только вездесущие тени, язычество косматого леса. На миг Пирс перенесся из Лост-Лимита в Вайоминг и словно наяву увидел другую церковь – чистенькую, аккуратно побеленную. Услышал ропот прихожан и возбужденный бас священника. Почувствовал железную хватку старческих пальцев на своем запястье.
Под фланелевой рубашкой зачесались шрамы.
Пирс тряхнул головой, прогоняя наваждение, и переступил порог. Лампа озарила пыльную рухлядь: скамьи, алтарь, кафедру. К сосновому кресту, висящему напротив входа, можно было запросто приколотить взрослого человека. Пирс вспомнил, как пугали его в детстве распятия без деревянного или металлического Иисуса. Словно Назарей слез с креста, предоставив вакантное место ему, Пирсу.
Капля пота скатилась по виску.
Библейские строки, таящиеся в памяти Пирса, как черви под настилом, выбрались на поверхность. В осажденной Самарии бушевал голод. Обезумевшая женщина обратилась к царю Израиля, ища справедливости, ибо другая женщина сказала ей: «Отдай своего сына, съедим его сегодня, а моего сына съедим завтра». «И сварили мы моего сына, и съели его. И я сказала ей на другой день: «Отдай же твоего сына, и съедим его». Но она спрятала своего сына.
Маленький Соломон, внимая Книге Царств, думал, что это ужасно несправедливо, и надо было есть детей по кусочкам: ножка одного, ножка второго.
Тени скользили по стенам, вязли в паутине. За кафедрой стояла старуха. Руки – как лапы стервятника. Тлеющая папироса между пальцев и тлеющие угли в глазах. Голосовые связки, давно истлевшие, породили прокуренный хрип:
– Дьявольское отродье! Задавить пуповиной! – Бабка закашлялась. Ее легкие булькали, как бесовская топь. – За… да… вить…
Пирс отшатнулся от призрака, которого нарисовало его собственное воображение, и врезался в Малку. Девушка пристально поглядела на него. В уголке возле ее правого глаза было небольшое родимое пятно, не только не портившее лица, но, напротив, украшавшее его. Словно она подводила глаза у зеркала, но бросила это занятие, решив, что и так хороша.
– Чего тебе? – раздражением Пирс замаскировал смущение.
– Проведешь к ручью? Вода закончилась.
– У ворот есть колодец.
– Я не стала бы пить из него.
Пирс подумал о червях и крошечном скелетике под половицами. О людях, которые ходили по костям своих младенцев. Он прислонил кайло к скамье, кивнул:
– Пойдем.
В лачугах стучали кирки. Туман крался по пятам; казалось, его источник находится прямо под ногами, под прохудившимся уличным настилом. Задвижка поддалась с трудом, будто не была прибита Дефтом вчера, а гнила и разбухала вместе с форпостом. Но ведь и хижины, и церковь, построенная всего-то полвека назад, выглядели неимоверно ветхими… ветхозаветными.
За пределами Ада мгла праздновала триумф. Пагубными испарениями заволокло деревья. Белесые полотнища висли на сучьях. Туман искажал звук шагов, звук осыпающихся камушков, звук, с которым черти копошились во мраке.
Впереди, как единственное материальное пятно в бесплотном мире, маячил темный затылок Малки. Пирс, пожалуй, был рад, что эта девчонка рядом.
– Почему вы здесь? – нарушил он молчание.
– В Аду это главный вопрос. Грешники постоянно задают его друг другу. Сами себе. И Ему.
Малка указала пальцем туда, где, по идее, находилось небо; на деле же – низкие своды, слепленные из мглы и зарешеченные ветвями. Тропинка змеилась среди валунов и корневищ.
– Ты веришь в христианского Бога?
– Он живет в ваших храмах и сердцах, разве нет?
– Не во всех храмах, не во всех сердцах.
Малка посмотрела через плечо. Это что, насмешка промелькнула на ее лице?
– Не в твоем, да?
– От чего вы бежите? – настаивал Пирс.
– От Него, – и опять жест в сторону неба. – Точнее, от тех, кто смеет подписываться Его именем.
– Вас преследует церковь?
– Не промочи обувь. – Они уперлись в мелкий ручей. Пирс взял у Малки ведро и подставил под ледяной поток.