150 часов до встречи

Вначале мне на пути попадается водонапорная башня, почти такая же, как и в Кимовске. Подумать только, в Кимовске я был всего три дня назад, а по ощущениям прошло больше недели. Сворачивая на другую улицу, натыкаюсь на памятник калачу, а чуть дальше лежит площадь с фонтаном2.

Издалека я замечаю Троицкий монастырь. Я не особо люблю архитектуру, тем более храмы и всё такое, но этот монастырь полностью приковывает моё внимание к себе. Я расхаживаю по его территории, любуясь изумрудным газоном, и натыкаюсь на памятник Петру и Февронии. С обратной стороны скульптуры, под подолом Февронии, изображён кролик.

Я уже перестал следовать маршруту навигатора, гуляя сам по себе, и вот выхожу к памятнику Илье Муромцу. Он смотрит вдаль, на противоположный берег реки Оки. Неподалёку от памятника – ступенчатая лестница, ведущая на пляж. Людей не особо много – лето только началось, поэтому вода ещё не успела прогреться, а время для загара уже закончилось. Я прогуливаюсь по берегу, замечая вдалеке мост3, ведущий на противоположную сторону. Интересно, что там находится?

Включаю навигатор на телефоне и с удивлением узнаю, что этот мост является прямым переходом от Владимирской области к Нижегородской. Даже сама Ока уже принадлежит Нижегородской области. А ведь именно Нижний Новгород стоит моим следующим пунктом назначения.

Приободрившись, направляюсь в сторону моста. Набережная плавно перетекает в обычную улицу с двух- и одноэтажными домами. Я знакомлюсь с новым обликом Мурома, больше похожего на небольшое село, прохожу мимо ещё одной церкви4 – небольшой и, видимо, очень старой. Она выкрашена в бело-жёлтую гамму, а кресты на куполах, отражая закатное солнце, горят оранжевым пламенем.

Дальше вид и вовсе печальный: разбитая дорога, в которой пробоин больше, чем целого асфальта, дома совершенно старые, но, видимо, в некоторых из них хозяева решили начать ремонт, по обе стороны – заросли крапивы, репейника и ещё как-то густой травы выше моей головы.

Вскоре я замечаю ещё две церквушки5 – они где-то далеко, на холме, но их великолепие во всей красе можно наблюдать и с моего места, хоть сорняки и ржавый забор мешают созерцанию. Церкви кажутся сделанными из серебра, а в полусумраке кажется, будто они слегка сияют.

И тут я понимаю, что солнце уже почти село, а до моста я так и не добрался. Более того – дорога вьётся так, что ни моста, ни даже реки я уже не вижу. Залезаю в навигатор и отчаянно вздыхаю: до моста ещё пилить и пилить, а у меня нет ни сил, ни времени. Лучше бы я и вправду остался ночевать у Вики. Какой смысл было уходить, терзая себя мыслями о том, как бы мы могли провести эту ночь? Только время зря потерял…

А, может, именно этого я и добивался? Подсознательно? Плёлся от одной улицы к другой, тянул время, чтобы в итоге наступила темнота, и от безысходности мне пришлось вернуться. Вроде как бы и сам виноват, а вроде бы и не специально – кто ж виноват, что Муром оказался таким большим и интересным, а солнце село так рано?

Мне приходится приложить множество усилий, чтобы развернуться в обратную сторону. Я иду тем же путём, но всё вокруг будто изменилось. В какой-то момент начинает казаться, будто я где-то свернул, сам не заметив, и теперь иду в другую сторону. Сверяюсь с навигатором – нет, всё правильно.

На душе отчего-то тревожно, волнительно. Эти полуразрушенные дома, заросли и выбоины на дорогах напоминают мне ту улицу, на которой я заблудился по дороге домой из хлебной палатки. В тот день, когда познакомился с Аней. Возможно, именно эта мысль и не даёт мне покоя.

Чтобы успокоиться, я глубоко вдыхаю, и вдруг становится так легко, так свежо, будто я всю ночь проспал сладким сном, а теперь проснулся от игривых лучей утреннего солнца и готов приступить ко всем делам. Так на меня влияет воздух – здесь он совершенно другой. Его не сравнить ни с какими запахами цветов, фруктов или духов. Умиротворение витает в воздухе, не имея никакой физической формы, никакого аналога. Ментальное, самобытное, неуловимое. Так пахнет только ночь. Так пахнет свобода.

Я впитываю эту свежесть не только лёгкими, но и всем телом, всей душой, но тоска всё равно настигает мои мысли.

Я радуюсь этому моменту – совершенно простому, но очень знаменательному. И вместе с тем мне грустно от того, что мне не с кем разделить этот восторг. «Будет одиноко – позови, будем одиноки вместе», – вспоминаю я открытку, которую хотел подарить Ане. Как бы мне хотелось, чтобы однажды кто-нибудь и мне сказал эти слова. Ведь даже если я буду вспоминать этот вечер через десять лет в окружении близких друзей и – чем чёрт не шутит? – жены и детей, то одиночество из этого воспоминания никуда не денется.

Как говорится, можно сбежать от одиночества, но одиночество от тебя не сбежит.

Больше не в силах вынести эту тоску, я достаю телефон и набираю номер. Но не Викин, нет. Мамин.