150 часов до встречи

Мы скачем от одного граффити к другому до тех пор, пока не сталкиваемся с матерной надписью.

– Ненавижу инвективы, они всегда вызывают у меня дисфорию, – подмечает она, задрав подбородок и взглянув на рисунок будто свысока. – Не хочешь её перекрыть?

– Я? – её предложение настолько внезапно, что я даже не сразу догадываюсь, что она имеет в виду. – Как?

Она скидывает с плеча рюкзак, достаёт оттуда баллончик с краской и кидает его мне. От неожиданности я его чуть не роняю, но ловлю на уровне колен.

– И что мне рисовать? – спрашиваю я, словно первобытный разглядывая баллончик.

– Что захочешь, – отвечает Саша. – И вот это не забудь.

Она кидает мне маску, по типу медицинской, но только чёрной. Такую же она надевает на себя, а затем накидывает капюшон худи. Если бы не глаза с длинными ресницами и чёрными стрелками, её легко можно было принять за пацана.

Саша достаёт ещё один баллончик, сильно встряхивает его и, нажимая на клапан, делает несколько движений: коротких, длинных, отрывистых, то приближаясь к стене, то удаляясь, то подольше задерживаясь на одном месте. И вот на месте матершины вырисовывается силуэт ворона, сидящего на могильном камне.

– Обычно я предпочитаю создавать эклектичные картины, сочетая сюрреализм и авангард, – говорит Саша. – Но масштабные работы получается провернуть только с помощью трафаретов, а от руки приходится довольствоваться банальным минимализмом. Теперь твоя очередь.

– Да я… я и не знаю, что рисовать, – заикиваюсь я от волнения.

– Абстрагируйся, дай волю своим мыслям и изобрази то, что лежит у тебя на душе. Только, прошу, обойдёмся без тривиальностей.

Я делаю глубокий вдох, закрываю глаза и пытаюсь сформировать свои эмоции и чувства в графическую композицию. Воображение представляет мне геометрические узоры, абстрактные фигуры и солянку из увиденных по дороге рисунков. И, кажется, среди всего мне удаётся выцепить то, что для меня наиболее важно.

– Я чувствую инсайт, – произносит Саша, когда я открываю глаза.

Я молча встряхиваю баллончик, снимаю колпачок и с усилием надавливаю на клапан. Мощная струя врезается в стену, оставляя жирное пятно. Да, на деле кажется всё просто, да только попробуй повтори.

Пытаясь нажимать не так усиленно, я вывожу чуть сплюснутый овал – типа круг в перспективе. В центре него рисую точку, а из неё – две стрелочки: одна идёт прямо, а другая вверх по диагонали.

– Однако, амфиболично… – оценивает Саша. – Что это?

– Часы, – поясняю я, расценивая своё художество со стороны. – Только стрелки идут не по кругу, а выходят вперёд, за циферблат.

– Интересное антагонирование «Постоянства памяти» Дали, – комментирует она. Я, конечно же, не понимаю ни единого её слова, но, чтобы не показаться тупым, решаю не уточнять.

Я снимаю маску и отдаю её Саше вместе с баллончиком. Пока она убирает всё в рюкзак, на память фоткаю свой шедевр.

– Поторопись, у нас слишком много дел, – окликает меня Саша уже на шагу.

Дальше мы уже идём особо не торопясь. Видимо, Саша выплеснула всю энергию в рисунок, но меня это уже не радует – практически все интересные места мы уже прошли. Так или иначе, придётся идти обратной дорогой, а я так ненавижу возвращаться…

– Как тебе наш Государственный банк? – спрашивает Саша.

– Что? – ошарашенно оглядываюсь я. – Это банк?

Перед нами возвышается величавое здание древнерусского стиля, напоминающее белокаменный кремль. Он больше похож на дворец или средневековый замок, чем на финансовое учреждение. Только на фасаде высечен рельеф в виде герба Российской империи, а шпиль венчает золотой герб СССР.

– Охренеть, – только и могу сказать я. – А туда можно зайти?

– Ты немного опоздал, – разочаровывает меня Саша. – Посещения возможны только 17 мая каждого года. Так что можешь вернуться сюда следующим летом. А теперь пошли дальше.

Уходя от банка, я не отворачивал от него головы, осматривая каждую деталь. Уж не знаю, чем он меня так зацепил, но это определенно лучшее, что я видел за всё время путешествия.

– Погоди удивляться, – будто читая мои мысли, пресекает меня Саша. – Сейчас ты узришь апогей нашего города.

Мы проходим ещё несколько исторических зданий и памятников, проходим Нижегородский кремль (по сравнении с банком он выглядит как старый разваливающийся дом, который уже давным-давно было пора раскрасить парой абстрактных граффити) и идём вдоль крепостной стены, пока не доходим до высоченного памятника.

– Лётчик Чкалов, – поясняет Саша. – А теперь готовься.

– К чему? – напрягаюсь я.

– К Чкаловской лестнице.

Мы обходим памятник лётчику и подходим к краю смотровой площадки, откуда открывается вид на Волгу и… огромная лестница в форме восьмёрки, ведущая отсюда до самой набережной.

– Это самая длинная лестница России, – ухмыляется Саша, заметив замешательство на моём лице. – Если не ошибаюсь, тут около четырёхсот пятидесяти ступеней.

Мысленно я прикидываю: если в моём доме между двумя этажами четырнадцать ступеней, тогда здесь, условно говоря, высота… более двадцати пяти этажей. Подумать только! Неужели кто-то реально готов подниматься на такую высоту?