16 лѣтъ въ Сибири

Самой неугомонной камерой, изъ которой раздавался крикъ и шумъ, была «якутка», составъ которой былъ наиболѣе разнообразенъ. Тамъ вѣчно шли споры, дебаты по самымъ разнообразнымъ вопросамъ. Главнымъ заводчикомъ споровъ являлся бывшій желѣзно-дорожный рабочій Янъ Ивановичъ Зубржицкій. За участіе въ ограбленіи почты и вооруженное сопротивленіе при арестѣ, онъ, будучи 18-ти лѣтъ, приговоренъ былъ къ 20 годамъ каторжныхъ работъ. Благодаря настойчивости, обширной памяти и вообще недурнымъ способностямъ, онъ въ тюрьмѣ пріобрѣлъ кое-какія свѣдѣнія въ разныхъ областяхъ. Но болѣе всего почему-то Янъ Ивановичъ пристрастился къ химіи и артиллеріи и, изучивъ ихъ по руководствамъ, считалъ себя спеціалистомъ. Это былъ одинъ изъ наиболѣе оригинальныхъ людей, въ характерѣ и поведеніи котораго была не малая доза комическаго элемента. Ярый революціонеръ по убѣжденіямъ, Зубржицкій возлагалъ, однако, всѣ свои надежды на военнаго диктатора — заговорщика и до небесъ превозносилъ Наполеона I, роль котораго въ Россіи считалъ себя способнымъ сыграть, манерами и даже походкой онъ старался походить на послѣдняго. Все его поведеніе и рѣчи вызывали, конечно, среди товарищей массу шутокъ и остротъ. Янъ Ивановичъ никогда не оставался въ долгу и, парируя ихъ насмѣшки, разражался упреками въ незнакомствѣ съ исторіей и вообще въ невѣжествѣ. Онъ пускался въ доказательства и сыпалъ цитатами, но его всегда ловили на невѣрныхъ ссылкахъ, отсюда вытекали многочисленныя пари съ нимъ, каковыя онъ почти всегда проигрывалъ, почему «не вылѣзалъ изъ минуса». Такъ какъ мнѣ не придется болѣе говорить о немъ, то сообщу здѣсь, что впослѣдствіи Зубржицкій, вышедшій на волю, не осуществилъ своего обѣщанія на счетъ заговора и военнаго диктатора, а сталъ лишь очень предпріимчивымъ подрядчикомъ, съ которымъ, какъ я слышалъ, товарищи прервали сношенія.

Когда весной 1879 г. въ домѣ Касаровскаго въ Кіевѣ произошло вооруженное сопротивленіе при арестѣ, то въ числѣ раненыхъ былъ одинъ, не открывшій своего имени ни во время слѣдствія и суда, ни послѣ этого, и подъ кличкой: «Неизвѣстный, раненый въ голову», отправленъ былъ на многолѣтнюю каторгу на Кару. То былъ рабочій Иванченко, лишь впослѣдствіи назвавшій свою фамилію. Среди рабочихъ, находившихся въ нашей тюрьмѣ, Иванченко былъ изъ числа наиболѣе серьезныхъ вдумчивыхъ и положительныхъ. Ровнаго характера, спокойный, терпѣливый Иванченко, казалось, вовсе не поддавался вліянію тюрьмы; какъ и Хохловъ, онъ также велъ довольно правильный образъ жизни и, повидимому, также берегъ свое здоровье для того, чтобы сохранить себя и дождаться воли. Болѣе, чѣмъ другіе рабочіе, Иванченко не по наслышкѣ только, а путемъ собственныхъ усилій выработалъ себѣ нѣкоторыя убѣжденія, состоявшія въ рѣзкомъ антагонизмѣ съ его крайне революціоннымъ прошлымъ: Иванченко не только былъ патріотомъ, но, когда я его зналъ, онъ являлся ярымъ защитникомъ самодержавія. Тѣмъ не менѣе среди товарищей онъ пользовался уваженіемъ, и всѣ относились къ нему, какъ къ честному, справедливому и искреннему человѣку.