16 лѣтъ въ Сибири

Маленькій, круглый, со степенной походкой петербургскій рабочій Хохловъ, которому вполнѣ подходила данная ему товарищами кличка «кубышка», чувствовалъ себя, повидимому, въ тюрьмѣ недурно, несмотря на большой срокъ, къ которому онъ былъ осужденъ — 20 лѣтъ каторги. День у него былъ распредѣленъ самымъ точнымъ образомъ, каждый часъ имѣлъ у него свое назначеніе. Просыпаясь очень рано, онъ аккуратно складывалъ свою постилку и выносилъ ее на дворъ провѣтривать. Затѣмъ онъ дѣлалъ по двору прогулку въ теченіе опредѣленнаго времени и, возвратившись въ камеру, пилъ чай. Послѣ этого садился на краю стола и занимался математикой и французскимъ языкомъ. Для физическихъ упражненій онъ, какъ доброволецъ, зимою топилъ ежедневно печь, потомъ вновь занимался, прогуливался и т. д. Характера онъ былъ уживчиваго, — не помню, чтобы онъ съ кѣмъ-нибудь ссорился, — въ споры никогда не вступалъ и, повидимому, мало интересовался какими-либо теоріями. Это былъ смышленный хозяйственный мужичекъ и большой патріотъ, въ квасномъ духѣ, въ тюрьмѣ онъ въ 1881 г. примкнулъ къ террористамъ и вскорѣ попалъ на каторгу за участіе въ убійствѣ шпіона Прейна.

Заговоривъ о рабочихъ, сообщу уже и о другихъ, не сидѣвшихъ со мною въ одной камерѣ. Товарищемъ по процессу Хохлова былъ Евсѣевъ, приговоренный за убійство вышеупомянутаго же шпіона къ смертной казни, которая, вслѣдствіе поданнаго имъ прошенія о помилованіи, была замѣнена ему безсрочной каторгой. У него то-же быстро смѣнялись настроенія, онъ также отличался раздражительностью, вспыльчивостью и отсутствіемъ склонности къ занятіямъ; по убѣжденіямъ онъ принадлежалъ къ патріотамъ.

Выше я уже говорилъ, что Николай Хрущовъ былъ самымъ способнымъ къ техническимъ занятіямъ рабочимъ. Слесарь по ремеслу, онъ изъ пустяковъ могъ сдѣлать до того искусно ту или иную вещь, что она годилась, чуть не на выставку, — все за что онъ ни брался, у него выходило художественно. Но за то, когда Хрущовъ былъ чѣмъ-либо занятъ, къ нему нельзя было уже подходить; онъ въ это время рвалъ и металъ, швыряя во всѣ стороны разные предметы и раздражаясь на окружающихъ. Это была широкая русская симпатичная натура, но въ чрезвычайной степени исковерканная и надломленная тюремными условіями. Несмотря на крайнюю свою раздражительность, Хрущовъ пользовался почти всеобщимъ расположеніемъ, и друзьями его были всѣ наиболѣе выдающіяся, авторитетныя лица. Къ сожалѣнію, какъ мы увидимъ ниже, онъ не оправдалъ мнѣнія о немъ товарищей.

Сопроцесспикъ Маньковскаго — мыловаръ Генрихъ Дулембо также пользовался у насъ симпатіей. Онъ однимъ изъ первыхъ принялъ самое дѣятельное участіе при зарожденіи соціалистическаго движенія въ Царствѣ Польскомъ въ концѣ 70-хъ годовъ минувшаго столѣтія. Маленькаго роста, чрезвычайно живой и разговорчивый, Дулембо былъ у насъ въ числѣ наиболѣе пожилыхъ, такъ какъ ему было лѣтъ уже подъ сорокъ.

Благодаря своему прекрасному характеру, онъ ужасно быстро освоился у насъ и, повидимому, чувствовалъ себя недурно: онъ рѣшительно никогда не жаловался на свою судьбу, всегда былъ въ бодромъ, веселомъ настроеніи, вѣчно острилъ, вызывая общій смѣхъ, въ чемъ отчасти ему помогалъ ужасный его діалектъ, въ которомъ самымъ причудливымъ образомъ сочетался русскій съ польскимъ языкомъ. Къ теоретическимъ занятіямъ былъ довольно равнодушенъ, но за то чрезвычайно любилъ всякія хозяйственныя работы и ремесла, въ которыхъ, однако, особенно большихъ талантовъ не обнаружилъ. По убѣжденіямъ Дулембо склонялся къ западно-европейскому соціализму.

Къ молодымъ и симпатичнымъ рабочимъ принадлежалъ также наборщикъ Никита Левченко. Очень юнымъ познакомился онъ въ Кіевѣ съ революціонерами и сталъ участвовать въ смѣлыхъ предпріятіяхъ. Такъ, между прочимъ, въ дѣлѣ устройства побѣга изъ кіевской тюрьмы Стефановича, Бохановскаго и меня онъ игралъ однажды роль лакея, а также кучера при лошади, на которой мы втроемъ должны были уѣхать. Какъ и большинство южныхъ революціонеровъ конца 70-хъ годовъ, Левченко отличался непоколебимой отвагой и энергіей. Въ 1880 г. его приговорилъ судъ къ 15 годамъ каторжныхъ работъ, да за попытку бѣжать съ Кары ему прибавили еще 10 л. Несмотря на столь продолжительный срокъ каторги, Левченко всегда былъ въ наилучшемъ расположеніи духа. Его звонкій смѣхъ и распѣваемыя имъ прекраснымъ голосомъ мелодіи заразительно и ободряюще дѣйствовали на другихъ. Вѣчно подвижной, живой, какъ ртуть, Никита былъ мастеромъ на всѣ руки, — всякая работа у него спорилась. Онъ не чуждъ былъ также и умственныхъ интересовъ, придерживался крайнихъ воззрѣній и отъ слова способенъ былъ перейти къ дѣлу.