16 лѣтъ въ Сибири

Изъ интеллигентныхъ людей, находившихся въ «Синедріонѣ», особенное расположеніе ко всякаго рода техникѣ питалъ бывшій мичманъ Черноморскаго флота, Александръ Калюжный. Въ этой области онъ отличался большими прирожденными способностями. Человѣкъ, но не безъ нѣкоторыхъ знаній въ математикѣ и астрономіи, пріобрѣтенныхъ имъ въ морскомъ корпусѣ, Калюжный, или, какъ мы его называли, «мичманъ» обладалъ большой склонностью къ повѣствованію. Но разсказы его, почерпнутые изъ небогатаго происшествіями прошлаго, не отличались особеннымъ интересомъ. Въ личныхъ отношеніяхъ онъ былъ покладистъ, не дурной товарищъ, и также принадлежалъ въ тюрьмѣ къ «патріотамъ».

Наиболѣе усердно занимавшимися лицами въ «Синедріонѣ» были Ѳ-въ, Ѳоминъ и Р-скій. Послѣдній, будучи студентомъ второго курса ветеринарнаго института, питалъ большую страсть къ медицинѣ и, прочитавъ нѣкоторое количество руководствъ, считалъ себя авторитетомъ въ этой области. Нельзя было вскользь сдѣлать то или другое замѣчаніе, имѣвшее какое-либо отношеніе къ медицинѣ, чтобы Р-скій или, какъ мы его называли, Павелъ Ивановичъ (Чичиковъ), не увидѣлъ въ этомъ вторженіе въ принадлежащую ему спеціальность. На этой почвѣ выходили курьезы. Съ особенной страстью онъ рвался въ вольную команду, гдѣ надѣялся закончить свой курсъ обученія.

Ѳоминъ былъ моимъ старымъ знакомымъ съ воли: мы познакомились съ нимъ въ Швейцаріи. Будучи пѣхотнымъ офицеромъ, онъ въ 1879 году былъ арестованъ за пропаганду среди солдатъ и заключенъ въ Виленскую тюрьму. Товарищи съ воли устроили ему оттуда побѣгъ и дали ему возможность уѣхать заграницу. Тамъ онъ жилъ нѣкоторое время въ качествѣ наборщика въ подпольной русской типографіи; затѣмъ, вернувшись нелегально въ Россію, онъ вновь былъ арестованъ въ 1882 г. въ Петербургѣ и приговоренъ къ 20 годамъ каторжныхъ работъ. На Карѣ Ѳоминъ усердно занимался естественными науками, въ частности геологіей и минералогіей, а также французскимъ и нѣмецкимъ языками. Довольно уживчиваго характера, хорошій товарищъ, Ѳоминъ пріятно выдѣлялся изъ среды другихъ не только въ «Синедріонѣ», но и вообще въ тюрьмѣ, полнѣйшимъ отсутствіемъ патріотической закваски и очень здравыми взглядами относительно политическихъ задачъ въ Россіи. Въ этомъ отношеніи благотворнымъ образомъ подѣйствовало на него пребываніе заграницей. У насъ съ нимъ было много общихъ знакомыхъ съ воли, и мы иногда, въ особенности въ сумеркахъ, сидя въ сторонѣ, любили предаваться воспоминаніямъ, а также рисовали себѣ разныя перспективы насчетъ будущности Россіи.

Ѳ-евъ одно время былъ очень популяренъ на югѣ, благодаря особенностямъ его процесса. Сынъ бѣднаго дьячка., Хома, какъ мы звали его, будучи студентомъ Новороссійскаго университета, былъ арестованъ въ 1877 г. за пропаганду среди нижнихъ чиновъ. Но даже военный судъ не могъ найти достаточно данныхъ для его осужденія, и Ѳ-чевъ былъ оправданъ къ великой радости собравшейся у зданіи Одесскаго суда многочисленной публики: ему и его искусному защитнику устроена была шумная демонстрація. Но въ слѣдующемъ (1879) году онъ вновь былъ арестованъ въ Одессѣ же по извѣстному дѣлу Лизогуба, Чубарова и др. и на этотъ разъ приговоренъ былъ къ безсрочной каторгѣ. По дорогѣ на Кару, какъ я уже упомянулъ, онъ еще съ нѣсколькими товарищами, бѣжалъ изъ Иркутской тюрьмы, однако, вскорѣ былъ пойманъ, и за этотъ побѣгъ его приковали на годъ къ тачкѣ.