Какъ я уже выше сообщалъ, въ большей или меньшей степени воззрѣнія Ѳ-чева, въ особенности его взгляды на превосходство русскихъ соціальныхъ условій предъ западноевропейскими, раздѣляли и нѣкоторыя другія лица, сидѣвшія въ Карійской тюрьмѣ. Дебаты о преимуществахъ Россіи, возникавшіе по любому поводу, велись при мнѣ безконечно. По этому поводу заключали пари, происходили также размолвки, или какъ у насъ выражались, «возникали климатическія обстоятельства». Мой приходъ на Кару внесъ, конечно, не мало новыхъ темъ. Во мнѣ, не безъ основанія, товарищи видѣли западника и при малѣйшемъ поводѣ тыкали мнѣ тѣ или другія неблаговидныя обстоятельства, явленія и случаи, о которыхъ узнавали изъ книгъ, журналовъ и газетъ. Не имѣя правильнаго міровоззрѣнія и исходя изъ русскаго самобытнаго народничества, нѣкоторые изъ моихъ оппонентовъ въ одну кучу валили самыя разнообразныя явленія. Мы часто говорили на разныхъ языкахъ и никогда, конечно, не могли придти къ соглашенію. Но, признаюсь, мнѣ нерѣдко невыносимо тяжело бывало слышать не только отъ Ѳ-чева, но и отъ лицъ, считавшихъ себя по убѣжденіямъ революціонерами, такіе взгляды, которые ничего общаго не имѣли ни съ революціей, ни съ соціализмомъ.
Особенно этимъ отличался Н. П-нъ, котораго почти всѣ признавали однимъ изъ самыхъ умныхъ людей въ тюрьмѣ. Студентъ Кіевскаго университета и бывшій сельскій учитель, П-нъ на волѣ не принималъ почти никакого участія въ революціонныхъ дѣлахъ. Будучи случайно арестованнымъ во время вооруженнаго сопротивленія въ домѣ Косаровскаго, онъ приговоренъ былъ къ 14-ти годамъ и 10 мѣсяц. каторжныхъ работъ; изъ Иркутской тюрьмы онъ, вмѣстѣ съ другими товарищами, также сдѣлалъ попытку бѣжать, и за это ему прибавили еще 14 лѣтъ и 2 мѣс. Очень остроумный человѣкъ, довольно развитый и не безъ дарованій, П-нъ не имѣлъ никакихъ политическихъ убѣжденій и, смотря по желанію и по собесѣднику, могъ защищать прямо противоположные взгляды. Выдѣляясь безграничной лѣнью, онъ цѣлые дни и ночи, за вычетомъ сна, проводилъ въ говореніи, для чего въ камерѣ всегда находился собесѣдникъ или слушатель. Ему совершенно безразлично было о чемъ ни говорить, — о философскихъ ли вопросахъ или о сущемъ пустякѣ. Читалъ онъ очень мало и своими безконечными разглагольствованіями мѣшалъ другимъ заниматься. Утромъ просыпаясь, онъ немедленно «заводилъ волынку», но наиболѣе любимой темой были у него разговоры о пищѣ.
— Давайте на пари, предлагалъ онъ кому-нибудь изъ сокамерниковъ: я утверждаю, что сегодня на ужинъ «каждый имѣетъ».
— А я полагаю, что рубленное мясо съ кашей, — отвѣчаетъ другой.
— А не желаете ли подкрѣпить свое мнѣніе?
— Извольте: на что?
— На спичку.
Общій хохотъ, и П-нъ доволенъ. Крайне самолюбивый, съ маленькими страстями, завистливый, вздорный человѣкъ, онъ для удовлетворенія своихъ плотскихъ потребностей, готовъ былъ пойти на всякія сдѣлки, но до поры до времени его удерживало отъ этого хорошее отношеніе къ нему товарищей, пользовавшихся въ тюрьмѣ уваженіемъ. При незначительной наблюдательности не трудно было раскусить его. Ниже я сообщу, какъ онъ воспользовался пустымъ случаемъ, чтобы доказать товарищамъ, что ихъ лестное о немъ мнѣніе было совершенно не заслужено имъ.
ГЛАВА XXIII
Первые годы
Неудовлетворительная пища вскорѣ оказала на меня свое дѣйствіе, хотя я вообще не былъ особенно разбалованъ въ этомъ отношеніи и всегда отличался недурнымъ здоровьемъ. Но, уже по прошествіи 2–3 мѣсяцевъ, я почувствовалъ такую слабость въ ногахъ, что совсѣмъ не могъ ходить: на нихъ появились синіе кровоподтеки, изъ десенъ начала сочиться кровь, зубы стали шататься. Я обратился къ нашему лейбъ-медику Прибылеву.
— Э, да у васъ форменная цынга! — воскликнулъ онъ, осмотрѣвъ меня. — Скоро же васъ разобрало!
И Прибылевъ посадилъ меня на больничную порцію, — мнѣ стали давать котлеты съ большой примѣсью чеснока.
Въ первую весну моего пребыванія на Карѣ многіе заключенные переболѣли цынгой и, что всего страннѣе, она появилась у нѣкоторыхъ изъ наиболѣе здоровыхъ людей. Усиленное питаніе и предпринятое Прибылевымъ лѣченіе дали благопріятные результаты, — всѣ вскорѣ поправились, но у меня послѣдствія отъ этой болѣзни остались на многіе годы.