16 лѣтъ въ Сибири

Конечно, не все и далеко не всегда вызывало непріятности, огорченія и тяжелыя ощущенія, — бывали у насъ также хорошіе моменты, случались и радостныя происшествія. Наибольшее удовольствіе доставлялъ намъ приходъ почты, что зимою происходило разъ въ недѣлю, а лѣтомъ каждые десять дней. Не берусь описать, съ какимъ напряженнымъ нетерпѣніемъ нѣкоторые ожидали этого событія. Простаивая цѣлыми часами у ограды, такія лица высматривали сквозь щели отъѣздъ коменданта на почтовую станцію, находившуюся отъ насъ въ нѣсколькихъ верстахъ, затѣмъ они также терпѣливо дожидались его возвращенія и немедленно оповѣщали остальныхъ о всемъ замѣчаемомъ ими. «Комендантъ поѣхалъ на почту», — распространялось по тюрьмѣ. Затѣмъ, черезъ нѣкоторое время слѣдующая «телеграмма» сообщала о его возвращеніи и о томъ, что онъ привезъ много пакетовъ и посылокъ, или же, наоборотъ, мало того или другого. Съ почтой мы ждали полученія денегъ, писемъ, дозволенныхъ газетъ, журналовъ и книгъ. Но болѣе всего каждый въ душѣ лелѣялъ мысль, что, авось, на этотъ разъ почта принесетъ что-нибудь новое, неожиданное, радостное, что приблизитъ наступленіе дня нашего выхода изъ тюрьмы на волю. Всѣ такія ожиданія оказывались всегда тщетными, и надежды заключенныхъ разбивались, но мы тутъ же начинали возлагать ихъ на слѣдующія почты, — такъ смѣнялись ожиданія разочарованіями безъ конца. Иногда съ почтой приходили кому-нибудь подарки, гостинцы, лакомства, и, несмотря на разбитыя мечты, почта все же вносила большое разнообразіе въ монотонную тюремную жизнь. Рѣшительно всѣхъ, поэтому, интересовало содержаніе пришедшей почты. Отъ количества полученныхъ съ нею денегъ зависѣлъ нашъ бюджетъ и «эквивалентъ», а въ газетахъ и журналахъ попадались, хотя и скудныя, но все же небезъинтересныя извѣстія, касавшіяся русской и міровой жизни. По поводу всего узнаннаго между нѣкоторыми возникали споры и заключались пари. Но, какъ извѣстно, 80-ые годы были у насъ временемъ полнѣйшей реакціи, и извѣстія, вычитываемыя изъ газетъ, повергали многихъ заключенныхъ въ большое уныніе. Впрочемъ, далеко не всѣхъ; наши «патріоты» нерѣдко умилялись по поводу торжества политики царя-миротворца и возмущались, напр., «наглостью» Александра Баттенбергскаго, Стамбулова и всѣхъ «неблагодарныхъ братушекъ». Съ интересомъ слѣдили также за похожденіями во Франціи авантюриста Буланже, нашедшаго себѣ среди заключенныхъ поклонника въ лицѣ Санковскаго, о которомъ я сообщу ниже. Въ общемъ, почти каждый разъ, послѣ прочтенія вновь полученныхъ періодическихъ изданій, оставалась полная неудовлетворенность, тяжелый и непріятный осадокъ. Намъ, какъ я уже упоминалъ, разрѣшены были лишь наименѣе интересные и наиболѣе консервативные органы печати, исключеніе почему-то составлялъ лишь либеральный «Вѣстникъ Европы». Нѣкоторые товарищи, прочитавъ отъ доски до доски вновь пришедшія газеты и книжки журналовъ, запоминали даже мелочи и пустяки; другихъ приходъ почты занималъ въ виду ожидаемыхъ ими извѣстій отъ родныхъ и близкихъ лицъ. Такимъ заключеннымъ много радости, но вмѣстѣ и горя, причиняла ихъ переписка съ родными: они находились въ постоянной тревогѣ и безпокойствѣ за своихъ близкихъ, такъ какъ письма съ родины шли безконечно долго, — около полутора или двухъ мѣсяцевъ, а во время весенней и осенней распутицъ, продолжающихся въ Сибири по нѣсколько недѣль, еще того дольше. Письма отъ близкихъ лицъ, конечно, не только предварительно прочитывались комендантомъ, но, сверхъ того, еще смазывались имъ полуторахлористымъ желѣзомъ, чтобы убѣдиться, нѣтъ ли въ нихъ чего-нибудь написаннаго химическими чернилами. Размѣръ и число писемъ отъ родныхъ не были ограничены. Но, что особенно огорчало насъ, это невозможность самимъ отвѣчать на письма отъ своего имени: намъ разрѣшалось только отъ имени коменданта на открыткахъ увѣдомлять отправителя о полученіи его письма, денегъ и пр., а также лишь о своемъ здоровьѣ и о присылкѣ дозволенной вещи или книги, въ такой приблизительно формѣ: «Сынъ Вашъ (или братъ, мужъ) здоровъ, присланные Вами столько-то рублей (или такія-то вещи, книги) получилъ и проситъ выслать ему то-то и то-то»; затѣмъ слѣдовала подпись коменданта. Такимъ образомъ, по тексту этихъ извѣщеній, написанныхъ самими заключенными, отправители могли убѣдиться, что ихъ посылки дошли до адресата.