Кромѣ почты, немалое удовольствіе, какъ я уже вскользъ упоминалъ, доставляла многимъ еще баня, въ особенности, если она приходилась въ тѣ субботы, когда, бывало, кончаешь дежурство на кухнѣ. Послѣ семидневнаго пребыванія въ грязи и всякаго рода непріятной возни, каждый дѣйствительно испытывалъ большое физическое наслажденіе отъ бани и отъ перемѣны до невозможности загрязненнаго на кухнѣ бѣлья. Затѣмъ, хорошо помывшись и одѣвши свѣжее бѣлье, съ наслажденіемъ, бывало, возвращаешься въ камеру, зная, что на нѣсколько недѣль освободился отъ тяжелой и непріятной обязанности. Растягиваешься на нарахъ, расправляя до нельзя уставшіе члены, съ удовольствіемъ попиваешь горячій чай и предаешься полному блаженству, — ничего, что грубое, толстое бѣлье, не богъ вѣсть какъ чисто тобою же вымытое, немного деретъ тѣло; не бѣда, что сѣрый арестантскій халатъ не отличается удобствомъ и изяществомъ, — ты все же чувствуешь себя превосходно въ этотъ вечеръ, а также и въ слѣдующее послѣ дежурства воскресенье, въ особенности, когда и пришедшая въ одинъ изъ этихъ дней почта, что иногда и случалось, принесла письмо, а то и какой-нибудь неожиданный гостинецъ.
— Что, сибаритничаете? Эхъ, вы, эпикуреецъ! — говоритъ, глядя на васъ, кто-нибудь изъ товарищей, по собственному опыту знающій, какъ пріятно въ такіе дни лежать, растянувшись на нарахъ, съ газетой или журналомъ въ рукахъ.
Иного рода удовольствіе доставляла многимъ очень распространенная у насъ въ тюрьмѣ игра въ шахматы. Она не была у насъ запрещена и нѣкоторые (Яцевичъ и Зубржицкій) достигли въ ней довольно большого совершенства. По примѣру великихъ шахматистовъ, у насъ также устраивались состязанія на опредѣленное число матчей и, конечно, съ «крупными» преміями: на чай, сахаръ и т. п. Въ этихъ случаяхъ, даже и лица, неумѣвшія играть, заинтересовались ходомъ состязаній нашихъ знаменитостей, и о результатахъ каждой партіи немедленно распространялись по тюрьмѣ «телеграммы».
Былъ у насъ также хорошо спѣвшійся хоръ, имѣвшій довольно большой и разнообразный репертуаръ, начиная отъ оперныхъ арій и грустныхъ малороссійскихъ и кончая разухабистыми великорусскими пѣснями; пѣлись, конечно, также марсельеза и другіе революціонныя пѣсни. Съ отъѣздомъ Николина въ тюрьмѣ появились и самодѣльныя скрипки, на которыхъ два-три товарища, къ немалому огорченію сокамерниковъ, упражнялись. П-въ же и еще кто-то въ «Синедріонѣ» предпочитали драть уши своихъ товарищей игрой на гребняхъ; отъ бездѣйствія онъ любилъ также развлекаться отгадываніемъ устныхъ шарадъ, чѣмъ въ теченіе цѣлыхъ часовъ лишалъ другихъ возможности заниматься. При этомъ иной сочинялъ иногда такую чушь, что въ камерѣ раздавался громкій хохотъ.
— Угадайте, что будетъ: «быкъ» съ женскимъ окончаніемъ? — задаетъ какой-нибудь неискусный изобрѣтатель шараду.
Но никто не можетъ отгадать ее. Оказывается, что сей странный «быкъ» ничто иное, какъ шахматная фигура — тура.
Съ пріѣздомъ какихъ то новичковъ распространилась и игра въ винтъ, впервые тогда появившійся у насъ въ Россіи. Нѣкоторые до того увлекались этой игрой, что проводили за ней безъ перерыва по нѣсколько дней. Иной изъ такихъ игроковъ доходилъ до полнаго одурѣнія и, просовывая голову въ дверное окошечко, кричалъ жандармамъ: «дежурный, пасъ!», вмѣсто — «откройте». Но большинство крайне отрицательно относились къ этому развлеченію въ однообразной, монотонной нашей жизни.
Зимою не малое удовольствіе любителямъ доставляло также катанье на салазкахъ съ ледяной горки. Катокъ устраивался на нашемъ, имѣвшемъ небольшой наклонъ, «бульварѣ», какъ мы называли то мѣсто на дворѣ, гдѣ обыкновенно гуляло большинство заключенныхъ. Съ этого мѣста сквозь щели между палями видны были проѣзжая дорога и помѣщенія коменданта, смотрителя и другихъ служащихъ.
Одинъ изъ преемниковъ Николина разрѣшилъ намъ, наконецъ, завести во дворѣ огороды, и съ наступленіемъ весны у насъ закипѣли работы. Нѣкоторые любители природы предавались этому занятію съ увлеченіемъ (Павло Ивановъ, Зунделевичъ, Звонкевичъ, Стефановичъ): они самымъ тщательнымъ образомъ воздѣлывали свои грядки, унаваживали ихъ, поливали, пололи и вообще ухаживали за каждымъ растеніемъ, какъ за любимымъ дѣтищемъ. Были между огородниками также и любители цвѣтовъ; мнѣ же особенно правились подсолнухи, и я понатыкалъ ихъ сѣмена вдоль нашего «бульвара». Къ концу лѣта подсолнухи выростали большими и стояли на своихъ толстыхъ стебляхъ вытянувшись, какъ солдаты, на часахъ, по прямой линіи и какъ бы съ грустью покачивали иногда своими верхушками, когда мимо нихъ прогуливались заключенные.
Заканчивая перечень Карійскихъ развлеченій, я долженъ упомянуть и объ игрѣ въ городки. За этой забавой, особенно полезной въ тюрьмѣ, какъ физическое упражненіе, нѣкоторые любители проводили значительную часть лѣтняго дня; между ними также устраивались состязанія, результатами которыхъ интересовалось все населеніе нашей тюрьмы.