16 лѣтъ въ Сибири

Въ другой разъ нашъ изобрѣтатель носился съ планомъ постройки такого летательнаго снаряда, при помощи котораго мы, всѣ заключенные, не только сразу поднялись бы въ высь, но неслись бы тамъ со скоростью, превосходящей быстроту движенія земного шара… Не было почти ни одной области человѣческой мысли или дѣятельности, которую З-скій не удостоилъ бы своимъ вниманіемъ и не попытался бы перевернуть своими изобрѣтеніями или усовершенствованіями. Онъ создалъ свою теорію стоимости, медицину, гигіену; не игнорировалъ также прозаическихъ занятій: кулинарное искусство, мойку бѣлья, чистку картофеля, шитье платья и обуви, постройку печей и проч. Даже развлеченія и игры онъ не оставлялъ въ томъ видѣ, въ какомъ они теперь производились, — словомъ, всюду Л. З-скій измышлялъ что-нибудь совершенно новое, переворачивавшее вверхъ дномъ всѣ наши понятія, привычки и вкусы. Какъ заранѣе, конечно, можно догадаться, рѣшительно всѣ безъ исключенія изобрѣтенія З-скаго страдали однимъ небольшимъ недостаткомъ, — полной непримѣнимостью, неосуществимостью. Онъ, конечно, этого нисколько не признавалъ и, оставаясь при убѣжденіи въ совершенствѣ своего изобрѣтенія, вскорѣ самъ его оставлялъ и съ прежнимъ пыломъ принимался за новый. Вообще въ характерѣ З. было много страннаго, ненормальнаго. Такъ, не будучи вовсе больнымъ и пользуясь значительной физической силой, онъ абсолютно отказывался принимать какое бы то ни было участіе въ общихъ работахъ. Превративъ день въ ночь и наоборотъ, онъ, за исключеніемъ тѣхъ моментовъ, когда подавалась пища и когда онъ спалъ, расхаживалъ по камерѣ, крутя усъ и обдумывая свои изобрѣтенія. Умственнымъ трудомъ онъ также не любилъ заниматься, и я едва ли ошибусь, если скажу, что З-скій за многіе годы пребыванія въ тюрьмѣ, быть можетъ, не дочиталъ до конца ни одной книжки. Въ журналы и газеты онъ рѣшительно никогда не заглядывалъ. Кромѣ изобрѣтательной маніи, была у него другая, не менѣе, если не болѣе еще въ немъ сильная, это — собираніе всякаго годнаго и негоднаго хлама. Въ этомъ отношеніи онъ положительно могъ бы конкурировать съ Плюшкинымъ. Собирая все, что ни подворачивалась и складывая въ мѣшки (гвозди, кусочки кожи, сукна и пр.), онъ набрасывался даже на всякую недоѣденную другими пищу, сливалъ жидкое въ свои чашки, а твердые остатки складывалъ въ особый мѣшочекъ; все это у него квасилось по много дней, а то и по нѣсколько недѣль, издавая непріятный запахъ; но онъ доказывалъ, что для его желудка пища именно тогда хороша, когда она уже подверглась сильному броженію. Въ баню онъ ходилъ не болѣе двухъ-трехъ разъ въ году, да и то мылся въ ней, когда она уже остывала, и лишь теплой водой, — тоже вслѣдствіе теоріи, что организмъ его не выноситъ ничего горячаго. Бѣлье онъ также крайне рѣдко мѣнялъ и носилъ самый фантастическій костюмъ. Получить отъ него какую-нибудь изъ накопленныхъ имъ вещей было чѣмъ-то экстраординарнымъ. Легко представить себѣ, что о Л. З-скомъ по тюрьмѣ циркулировало всегда безконечное число анекдотовъ, одинъ другого юмористичнѣе. Несомнѣнно, однако, что онъ былъ очень умнымъ и способнымъ человѣкомъ; но у него чего-то не хватало, — у насъ его называли, по терминологіи Ломброзо, — «матоидомъ», что было довольно вѣрно.