Въ третьемъ номерѣ, — въ «Якуткѣ», — сидѣлъ Иванъ Калюжный, братъ Маріи Васильевны, прибывшей вмѣстѣ со мною и Чуйковымъ на Кару. Это былъ очень способный, — особенно къ языкамъ, — вѣчно веселый и остроумный человѣкъ, прекрасный товарищъ и любимецъ многихъ. По своимъ воззрѣніямъ Иванъ Калюжный былъ народовольцемъ и въ 1883 году по процессу 16-ти приговоренъ былъ къ 15 г. каторги. Вмѣстѣ съ нимъ и также на 15 лѣтъ осуждена была жена его, Надежда Смирницкая. Такимъ образомъ, двѣ самыя близкія Ив. Калюжному женщины присутствовали при насильственномъ увозѣ Е. Ковальской и, какъ мы уже знаемъ, затѣяли противъ Масюкова отчаянный протестъ. Зная объ этихъ родственныхъ отношеніяхъ Ив. Калюжнаго, Голубцовъ посовѣтовалъ коменданту обратиться къ нему.
Между тѣмъ, больше недѣли прошло уже со времени увоза Е. Ковальской, и продолжавшаяся неизвѣстность о томъ, что происходитъ въ женской тюрьмѣ на Усть-Карѣ въ сильнѣйшей степени томила многихъ изъ насъ, возбуждая всякія тревоги и опасенія. Наконецъ, однажды вдругъ позвали Ив. Калюжнаго къ коменданту. До исторіи съ Е. Ковальской, Ив. Калюжный, вслѣдствіе особеннаго разрѣшенія генералъ-губернатора, имѣлъ свиданіе съ сестрой, для чего ее привозили на Нижнюю Кару. Теперь же комендантъ предложилъ Ив. Калюжному отправиться вмѣстѣ съ нимъ на Усть-Кару. Только поздно вечеромъ вернулся онъ обратно. Тогда всѣ заключенные, съ нетерпѣніемъ ожидавшіе его возвращенія, собрались въ «Якуткѣ» на общую сходку — событіе, небывалое въ нашей тюрьмѣ со времени введенія на Карѣ жандармскаго управленія. При гробовомъ молчаніи Ив. Калюжный сообщилъ, что его сестра, Смирницкая и Марія Ковальская уже седьмой день голодаютъ; затѣмъ онъ передалъ намъ все, что узналъ отъ Масюкова. Послѣдній чистосердечно разсказалъ Калюжному, какъ произошелъ увозъ Е. Ковальской. Получивъ отъ губернатора предписаніе взять Е. Ковальскую «безъ скандала» и, переодѣвъ въ казенное платье, доставить въ Стрѣтенскъ, онъ не зналъ, какъ ему поступить: въ виду раньше уже происходившихъ въ женской тюрьмѣ «скандаловъ», онъ боялся, что Е. Ковальская и ея подруги рѣзко воспротивятся этому распоряженію; поэтому онъ послѣдовалъ совѣту есаула Архипова и смотрителя уголовныхъ Бобровскаго, о чемъ теперь крайне жалѣетъ. Передавая все это, Масюковъ клялся Калюжному всѣми святыми, что при увозѣ Е. Ковальской онъ умышленно не совершалъ никакихъ надъ ней издѣвательствъ и по ея адресу оскорбительныхъ словъ не произносилъ. Въ заключеніе, онъ охотно отдавалъ себя на судъ заключенныхъ въ мужской тюрьмѣ, предлагая намъ произвести подробное разслѣдованіе о его поведеніи. При этомъ онъ обѣщалъ сдѣлать все отъ него зависящее для облегченія хода слѣдствія.
По словамъ Ив. Калюжнаго, Масюковъ имѣлъ крайне убитый и жалкій видъ; онъ со слезами на глазахъ умолялъ уговорить женщинъ, чтобы онѣ отказались отъ голодовки. Когда затѣмъ Калюжный передалъ сестрѣ и Смирницкой обо всемъ этомъ, онѣ не повѣрили разсказу Масюкова и продолжали стоять на томъ, что уморятъ себя голодомъ. Онъ не въ силахъ былъ отклонить ихъ отъ этого рѣшенія. Эта его неудача крайне огорчила Масюкова. Комендантъ попросилъ его передать все узнанное отъ него намъ, а также и другой женской тюрьмѣ, въ которой, какъ я уже упоминалъ, сидѣли Лешернъ, Ивановская, Якимова, Корба и Ананьина.