16 лѣтъ въ Сибири

Предпринятое Лозяновымъ и Осмоловскимъ разслѣдованіе было ими закончено черезъ нѣсколько дней. Опросивъ кого возможно было объ исторіи увоза Е. Ковальской, они передали намъ въ тюрьму подробный свой отчетъ, въ немъ подтверждалось выше приведенное описаніе насильственнаго увоза Ковальской, за исключеніемъ лишь пункта объ участіи Масюкова въ глумленіи надъ нею, — относительно этого обстоятельства, особенно раздражавшаго нашихъ трехъ протестантокъ, рѣшительно никто изъ опрошенныхъ не могъ дать ясныхъ и опредѣленныхъ показаній. Было очевидно, что Бобровскій и Архиповъ отпускали какія-то шутки и остроты въ то время, когда Ковальскую переодѣвали, но что именно они говорили, а тѣмъ болѣе, принималъ-ли Масюковъ участіе въ этомъ, не удалось вполнѣ установить нашимъ слѣдователямъ.

Теперь необходимо было опредѣлить наше отношеніе къ даннымъ разслѣдованія, и всѣ заключенные вновь собрались на общую сходку. На ней обозначилось два направленія: одни находили обвиненіе Масюкова въ умышленномъ издѣвательствѣ надъ Ковальской недоказаннымъ, по считали его виновнымъ въ насильственномъ ея увозѣ безъ предупрежденія и въ переодѣваніи ея въ присутствіи и при содѣйствіи мужчинъ. Однако, унизительное положеніе, въ которое поставилъ себя комендантъ, предоставившій заключеннымъ производить надъ его дѣйствіями разслѣдованіе, о чемъ знали всѣ мѣстные жители, а также тревоги, волненія и раскаяніе, проявленныя Масюковымъ, служили по мнѣнію сторонниковъ этого взгляда достаточнымъ для него наказаніемъ. Принимая къ тому же во вниманіе его безхарактерность, несообразительность и трусость, они признавали возможнымъ ограничиться однимъ лишь выговоромъ ему съ указаніемъ, чтобы впредь онъ былъ внимательнѣе въ аналогичныхъ случаяхъ. Такое заключеніе другіе находили черезчуръ мягкимъ и настаивали на необходимости отправить генералъ-губернатору заявленіе, въ которомъ, кромѣ изложенія безобразнаго характера увоза Ковальской, было бы еще указано на то, къ какому печальному результату можетъ привести слѣпое и торопливое принятіе низшими должностными лицами репрессивныхъ мѣръ, по ничтожному или даже безъ всякаго съ нашей стороны повода.

Встрѣтивъ сочувствіе среди немногихъ, это предложеніе вызвало горячія возраженія со стороны сторонниковъ первой резолюціи. Послѣдніе указывали, между прочимъ, на то, что начальство посмотритъ на такое заявленіе, какъ на угрозу съ нашей стороны и можетъ отвѣтить на нее репрессіями. Кромѣ того, нѣкоторые находили для себя нравственно недопустимымъ явиться обвинителями Масюкова передъ высшимъ начальствомъ, когда по всему было очевидно, что умышленнаго оскорбленія онъ не желалъ никому причинить. Только одинъ Санковскій упорно продолжалъ считать коменданта кругомъ виноватымъ и за насиліе надъ Ковальской хотѣлъ нанести ему личное оскорбленіе; но, не встрѣтивъ ни въ комъ ни малѣйшаго сочувствія такого рода расправѣ съ жалкимъ Масюковымъ, долженъ былъ отказаться отъ своего намѣренія.

Такъ какъ сторонники обоихъ заключеній энергично отстаивали ихъ цѣлесообразность и правильность, не будучи въ состояніи, послѣ очень продолжительныхъ дебатовъ, придти ни къ какому соглашенію, то въ концѣ концовъ рѣшено было отправить обѣ резолюціи вновь черезъ двухъ уполномоченныхъ отъ насъ на усмотрѣніе трехъ протестанокъ. Кромѣ Ивана Калюжнаго, являвшагося сторонникомъ предложенія о посылкѣ протеста генералъ-губернатору, вторымъ уполномоченнымъ на этотъ разъ выбрали Позена, какъ человѣка, пользовавшагося уваженіемъ, считавшагося умнымъ и тактичнымъ и также стоявшаго лишь за выраженіе порицанія Масюкову. Останавливая свой выборъ на немъ, разсчитывали, что онъ, какъ «сильный діалектикъ», сможетъ склонить М. Ковалевскую къ уступчивости. Но уже тотъ фактъ, что даже мирная мужская тюрьма не могла придти къ одному рѣшенію, являлся чрезвычайно неблагопріятнымъ обстоятельствомъ: расколъ среди насъ долженъ былъ укрѣпить трехъ протестанокъ въ ихъ непримиримости, неуступчивости, да и начальству онъ могъ лишь развязать руки, побудивъ его прибѣгнуть къ самымъ крайнимъ репрессивнымъ мѣрамъ по отношенію ко всѣмъ намъ. Къ несчастію, эти соображенія очень немногимъ пришли своевременно на умъ.

Результатомъ переговоровъ нашихъ уполномоченныхъ съ тремя протестантками было то, что онѣ отказались отъ возобновленія голодовки, но рѣшили обратиться къ начальнику иркутскаго жандармскаго правленія съ заявленіемъ, которое излагало обстоятельства, сопровождавшія насильственный увозъ Е. Ковальской и заканчивалось слѣдующимъ образомъ: