16 лѣтъ въ Сибири

Выбравъ, кромѣ Ив. Калюжнаго, вторымъ уполномоченнымъ для переговоровъ съ голодающими Рехневскаго, мы разошлись по камерамъ послѣ полуночи. Съ тревогой ожидали мы, что принесетъ намъ слѣдующій день: согласятся-ли голодающія на наше предложеніе и прекратятъ-ли свой протестъ? Послѣ свиданія Яцевича съ комендантомъ и двумя вольнокомандцами, очень немногіе изъ насъ сочувственно относились къ затѣянному тремя женщинами протесту: безобразный характеръ увоза Ковальской не на столько возмущалъ большинство заключенныхъ, въ виду бывавшихъ у насъ въ прошломъ всевозможныхъ насилій надъ политическими, чтобы у многихъ являлась готовность ни предъ чѣмъ не останавливаться въ своемъ протестѣ. Къ тому же Масюковъ положительно былъ жалокъ и не возбуждалъ ни малѣйшей злобы. Кромѣ того, наша тюрьма, послѣ многочисленныхъ испытаній, перенесенныхъ ею въ предшествовавшіе годы, была рада, что, при этомъ комендантѣ, можно было, наконецъ, мирно жить, не боясь никакихъ столкновеній и рѣзкихъ переворотовъ. Затѣянная же тремя женщинами голодовка выбивала всѣхъ насъ изъ колеи и заставляла опасаться, что она можетъ плохо окончиться. Зная характеръ голодающихъ и ихъ нервное состояніе, естественно было предвидѣть, что онѣ будутъ упорно стоять на своемъ, а это, даже противъ желанія большинства изъ насъ, неизбѣжно должно было втянуть и нашу тюрьму въ невыносимо тяжелое положеніе. Эти опасенія вполнѣ подтвердились.

Съ неимовѣрнымъ нетерпѣніемъ ожидали мы на второй день возвращенія съ Усть-Кары нашихъ уполномоченныхъ. Только передъ вечеромъ вернулись они, и всѣ заключенные вновь собрались вмѣстѣ, на этотъ разъ въ нашей, Больничной, камерѣ. Три протестантки согласились пріостановить голодовку, но лишь до тѣхъ поръ, пока Лозяновъ и Осмоловскій закончатъ свое разслѣдованіе. При этомъ онѣ заранѣе выражали увѣренность, что разслѣдованіе подтвердитъ правильность составившагося у нихъ представленія объ увозѣ Ел. Ковальской. Тогда онѣ отправятъ ген.-губернатору телеграмму съ требованіемъ удалить Масюкова, Архипова и Бобровскаго. Если, по прошествіи десяти дней, получится отказъ или вовсе не будетъ никакого отвѣта, онѣ снова начнутъ голодать, независимо отъ того или иного поведенія мужской тюрьмы. Рѣшеніе свое онѣ считали окончательнымъ и безповоротнымъ.

Такой результатъ переговоровъ съ голодавшими далеко не удовлетворилъ насъ, такъ какъ наступила лишь кратковременная отсрочка въ невыносимо тяжеломъ и напряженномъ нашемъ состояніи. Едва-ли кто-нибудь сомнѣвался, что, каковы бы ни были результаты слѣдствія, эти три протестантки останутся при своемъ мнѣніи о глумленіи Масюкова надъ Е. Ковальской, а, слѣдовательно, что онѣ пошлютъ барону Корфу требованіе объ удаленіи Масюкова. Нужно было быть крайне наивнымъ и легкомысленнымъ, чтобы хоть на минуту сомнѣваться, каковъ будетъ — если только будетъ, — отвѣтъ генералъ-губернатора. Но мы утѣшали себя надеждой, что, быть можетъ до тѣхъ поръ что-нибудь неожиданное случится, что помѣшаетъ нашимъ женщинамъ вновь прибѣгнуть къ голодовкѣ. Утѣшительнымъ было уже то, что онѣ прекратили ее хотя на время.

Судя по разсказамъ нашихъ делегатовъ, особенно упорно и яро за самую рѣзкую и крайнюю борьбу съ Васюковымъ стояла М. Ковалевская. Въ ней, по ихъ словамъ, клокотала злоба и ненависть къ Масюкову и къ его двумъ помощникамъ: она, повидимому, рѣшила не отступать ни передъ чѣмъ и вести дѣло до конца. Своей непримиримостью она заразила не только Калюжную и Смирницкую, но также и нашихъ уполномоченныхъ, чего особенно отъ Рехневскаго мы никакъ не ожидали. Возможно было еще допустить, что на Ив. Калюжнаго, жена и сестра котораго голодали, подѣйствуетъ непримиримость нашихъ женщинъ, но мы для того и избрали второго делегата, чтобы онъ постарался склонить протестантовъ къ уступчивости, а не, наоборотъ, самъ отъ нихъ заражался склонностью къ ярымъ протестамъ.

Не менѣе, чѣмъ мы, огорченъ былъ комендантъ отвѣтомъ женщинъ, дававшимъ и ему только отсрочку. Вызвавъ къ себѣ Рехневскаго, онъ и ему повторилъ свои увѣренія и клятвы, что онъ не хотѣлъ оскорбить Е. Ковальскую и что онъ не глумился надъ нею. Онъ умолялъ, чтобы наши уполномоченные поскорѣе закончили разслѣдованіе, такъ какъ и для него продолжительная неопредѣленность была тяжела. Но не скоро еще насталъ конецъ этой печальной исторіи.