16 лѣтъ въ Сибири

«Послѣ указаннаго здѣсь нарушенія комендантомъ Масюковымъ своихъ чисто юридическихъ обязанностей и того оскорбленія, которое онъ нанесъ намъ, какъ женщинамъ, позволивъ жандармамъ, смотрителю (не нашей тюрьмы) и уголовнымъ ворваться къ соннымъ женщинамъ, мы три, оставшіяся въ тюрьмѣ, не находимъ возможнымъ далѣе имѣть какія бы то ни было дѣла съ Масюковыхъ, какъ съ представителемъ власти. Мы не можемъ къ нему обращаться по нашимъ дѣламъ, и онъ не можетъ являться въ нашу тюрьму. Желая попробовать легальный путь, мы обращаемся къ Вамъ, какъ къ непосредственному контролеру г. Масюкова съ заявленіемъ о необходимости удалить его отъ занимаемаго имъ мѣста. Если Вы не можете этого сдѣлать на основаніи только нашего заявленія, то мы желали бы, чтобы Вы прибыли сюда лично или прислали довѣренное лицо для разслѣдованія дѣла».

По мнѣнію многихъ, наиболѣе благоразумныхъ изъ насъ, такое требованіе могло скорѣе побудить начальство оставить Масюкова въ должности коменданта, если бы даже оно само имѣло намѣреніе удалить его, въ виду проявленной имъ полной неспособности завѣдывать политическими заключенными. Поэтому они находили заявленіе трехъ женщинъ, не говоря уже про его стиль, крайне неудачнымъ и могущимъ привести къ самымъ нежелательнымъ послѣдствіямъ. Но оно все же казалось лучшимъ результатомъ, чѣмъ безцѣльное продолженіе ими голодовки, и мы въ немъ видѣли нѣкоторое для себя облегченіе, такъ какъ развязка вновь отсрочивалась на время.

Въ присланныхъ одновременно съ копіей этого заявленія письмахъ три протестантки довольно ясно выражали намъ свое неудовольствіе, по поводу принятыхъ нами резолюцій, въ особенности тѣми изъ насъ, которые подписали предложеніе о вынесеніи лишь выговора Масюкову. «Мы не только не требовали, но и не желали вмѣшательства вашей тюрьмы», — писали М. Калюжная и Н. Смирницкая. «Мы сдѣлали большую ошибку, принявъ путь голодной смерти, такъ какъ она слишкомъ медленна и рано или поздно вы должны были узнать о принятой нами мѣрѣ. Благодаря нашей неосмотрительности, намъ необходимо теперь перемѣнить политику, что мы и дѣлаемъ, отправляя заявленіе фонъ-Плотто[41]. Мы положительно не желаемъ, чтобы вы присоединились къ нему, если бы вы почему-либо нашли нужнымъ сдѣлать это, такъ какъ для большинства тюрьмы поднятіе этого дѣла является нравственной натяжкой. Конечно, мы не можемъ, да и не имѣемъ права, требовать полнаго невмѣшательства со стороны тюрьмы или, наконецъ, отдѣльныхъ лицъ. Но предоставляемъ имъ дѣлать это совершенно самостоятельно. Подымая этотъ вопросъ, мы сдѣлаемъ все, чтобы послѣдствія его обрушились только на насъ троихъ».

Было ясно, что три протестантки остались крайне недовольными отношеніемъ нашей тюрьмы къ исторіи увоза Е. Ковальской, — къ тому, какъ по нашему мнѣнію, надо было на нее реагировать. Дѣйствительно, преобладающее большинство у насъ считало возможнымъ удовлетвориться выраженіемъ порицанія коменданту и, лишь какъ уступку крайне возбужденнымъ и нервнымъ нашимъ женщинамъ допускало предложеніе, чтобы Масюковъ самъ хлопоталъ о переводѣ, такъ какъ при немъ намъ было лучше, вольнѣе, чѣмъ при комъ-либо изъ его предшественниковъ. Но, по полученіи вышеприведеннаго заявленія и писемъ трехъ женщинъ, большинство сдѣлало еще уступку, и безъ дебатовъ принято было предложеніе о подачѣ начальству заявленія и отъ насъ. Изложивъ въ немъ исторію увоза Ковальской, какъ она выяснилась разслѣдованіемъ нашихъ уполномоченныхъ и не отвергалась самимъ Масюковымъ, мы указали на возмутительное поведеніе при этомъ исполнителей распоряженій высшихъ властей. Но мы не ставили никакихъ ультиматумовъ, не требовали убрать Масюкова.

Изъ всего числа — около пятидесяти — заключенныхъ въ то время въ нашей тюрьмѣ только 13 человѣкъ не захотѣли подписать это заявленіе, мотивируя свой отказъ тѣмъ, что они «какъ арестанты, не считаютъ себя въ правѣ выражать начальству свое неудовольствіе по поводу его дѣйствій». То были наши «монархисты» съ Ѳ-вымъ во главѣ.

ГЛАВА XXVI Переселенія въ «колонію»