16 лѣтъ въ Сибири

Но подъ красивой, подкупающей внѣшностью, — Баламезъ былъ высокаго роста, прекрасно сложенъ, съ очень правильными и выразительными чертами лица, — скрывалась жалкая низменная душенка. Достаточно сказать, что, какъ потомъ оказалось, онъ тайкомъ похищалъ изъ общественнаго сундука чай, сахаръ и т. е. Наконецъ, по его заявленію, ему не въ моготу стало сидѣть, сложа руки въ тюрьмѣ: онъ хочетъ работать на революціонномъ поприщѣ, онъ можетъ совершить какой нибудь террористическій фактъ, для этого ему нужно бѣжать. Такъ жить дальше онъ не можетъ, иначе онъ сойдетъ съ ума. Но бѣжать изъ карійской тюрьмы не возможно: ему, поэтому, необходимо добиться, чтобы его перевели въ какое-нибудь другое мѣсто, хотя бы въ Верхнеудинскую центральную тюрьму, а по дорогѣ туда онъ попытается убѣжать; ему это навѣрное удастся, а если нѣтъ, то лучше уже быть застрѣленнымъ конвоемъ, чѣмъ такъ жить, оставаясь на Карѣ и т. д. въ этомъ родѣ. Баламезъ до того искусно разыгралъ эту роль, а пріятели его были на столько довѣрчивы, что, когда за нимъ явились жандармы, чтобы увести его, то въ тюрьмѣ происходили сцены трогательнаго съ нимъ прощанія. Долго еще дурачилъ онъ легковѣрныхъ, живя съ колонистами въ одномъ помѣщеніи, пока вахмистръ Голубцовъ въ разговорѣ съ кѣмъ то изъ заключенныхъ не воскликнулъ съ удивленіемъ: «Какъ? Вы развѣ не знаете: Баламезъ давно подалъ прошеніе!»

Впослѣдствіи до насъ дошелъ слухъ, что этотъ пройдоха получилъ полную свободу и уѣхалъ въ Болгарію, гдѣ Стамбуловъ сдѣлалъ его не то полиціймейстеромъ, не то смотрителемъ тюрьмы. Если этотъ слухъ былъ вѣренъ, то не трудно себѣ представить, какую роль долженъ былъ играть этотъ человѣкъ во время всевозможныхъ звѣрствъ, путемъ которыхъ, какъ извѣстно, Стамбуловъ удерживалъ въ своихъ рукахъ власть.

Близкимъ по духу Баламезу оказался Степанъ Оссовскій. Крестьянинъ Бессарабской губерніи, кузнецъ и земледѣлецъ, онъ окончилъ уѣздное училище и также какимъ-то образомъ затесался въ революціонную среду. Затѣмъ, въ 1883 г. онъ былъ кіевскимъ военнымъ судомъ приговоренъ въ Сибирь на поселеніе. Оттуда почему то послалъ онъ на имя царя заявленіе, переполненное бранными словами, за что сенатъ заочно приговорилъ его къ 6 годамъ каторжныхъ работъ. По дорогѣ онъ сдѣлалъ попытку бѣжать, и ему прибавили еще одинъ годъ. Къ намъ онъ прибылъ зимою 1887 г. и въ началѣ произвелъ недурное впечатлѣніе. Но вскорѣ онъ сталъ обнаруживать непріятныя черты характера, а осенью 1889 г. Оссовскій не только подалъ прошеніе о помилованіи, но сдѣлался еще доносчикомъ: онъ выдалъ начальству способъ нашей конспиративной почты, кототорая, поэтому, на долго была прекращена; онъ сообщилъ, что въ тюрьмѣ имѣются запрещенныя изданія, почему по предписанію изъ департамента полиціи произведенъ былъ генеральный обыскъ, ничего, однако, не обнаружившій; Оссовскій также разсказалъ еще многое другое о заключенныхъ, чѣмъ причинилъ намъ и женской тюрьмѣ массу вреда.

Непріятно разсказывать о такихъ субъектахъ, какъ Цыпловъ, Мельниковъ, Баламезъ и Оссовскій: тяжело вспоминать, что такіе господа сидѣли въ политической тюрьмѣ и считались нашими товарищами въ теченіе многихъ лѣтъ. Но что же дѣлать?