16 лѣтъ въ Сибири

Когда до насъ дошелъ слухъ, что женщины отказались принять отъ Масюкова извиненіе, то многіе очень сожалѣли объ этомъ, такъ какъ находили, что это былъ бы для нихъ самый почетный выходъ изъ положенія. Поэтому нѣкоторые упрекали ихъ за упрямство и недальновидность, предвидя, что затѣянная ими борьба можетъ очень печально окончиться. На такую перспективу, кромѣ знакомства съ системой тогдашняго реакціоннаго правительства, наводила попавшая въ наши руки копія предписанія начальника главнаго тюремнаго управленія Галкина-Врасскаго завѣдующему политическими заключенными на о-въ Сахалинѣ. Въ этой бумагѣ говорилось, что за нарушеніе тюремной дисциплины этими каторжными допускаются наказанія ихъ розгами и плетьми.

По поводу этого предписанія у насъ начались дебаты, какъ намъ къ нему отнестись, — не слѣдуетъ ли, въ предупрежденіе появленія такого же распоряженія и по отношенію къ намъ, уже теперь такъ или иначе выразить свой протестъ. Но въ концѣ-концовъ большинство заключенныхъ согласилось промолчать объ этомъ фактѣ, чтобы своимъ протестомъ не предупреждать событій. Только пылкій и ярый Санковскій остался недоволенъ этимъ рѣшеніемъ и пустилъ по тюрьмѣ двѣ прокламаціи. Въ одной, озаглавленной «проснись, каріецъ!», онъ призывалъ насъ къ мести за нанесенное намъ правительствомъ оскорбленіе; въ другой онъ объявлялъ о возникновеніи «Тайнаго общества» для осуществленія этой мести. Одни изъ насъ считали эти прокламаціи лишь пустой мистификаціей, цѣлью которыхъ было побудить заключенныхъ къ какимъ-нибудь рѣшительнымъ мѣрамъ; другіе, видя крайнее возбужденіе Санковскаго, высказывали опасеніе, какъ бы онъ дѣйствительно не выкинулъ чего-либо. Не знаю, самъ ли Санковскій передумалъ или внѣшнія условія были тому причиной, но только никакого террористическаго факта не совершило тогда это «Тайное общество», единственнымъ членомъ котораго былъ лишь онъ.

Между тѣмъ въ женской тюрьмѣ снова началась голодовка, такъ какъ прошло нѣсколько мѣсяцевъ со времени посѣщенія фонъ-Плотто Кары, а отъ него все не было никакого распоряженія относительно перевода Масюкова въ другое мѣсто. Хотя большинство нашей тюрьмы рѣшительно не видѣло смысла въ требованіи женщинъ объ удаленіи Масюкова, но услыхавъ о предпринятой ими второй голодовкѣ, мы также рѣшили отказаться отъ пищи, мотивируя для себя это рѣшеніе не протестомъ противъ Масюкова, котораго многіе находили достаточно уже наказаннымъ всѣмъ вынесеннымъ имъ, а чувствомъ симпатіи къ голодающимъ женщинамъ: принимать пищу въ то время, когда знаешь, что твои товарищи по судьбѣ голодаютъ, многіе находили физически невозможнымъ.

Совсѣмъ необычайный видъ приняла наша тюрьма въ послѣдовавшіе затѣмъ дни: всѣ занятія прекратились, на кухнѣ — ни души, ларь запертъ, по коридору и по двору расхаживаютъ голодные и тоскующіе отъ бездѣлья заключенные. Вслѣдствіе прекратившихся обѣдовъ и чаепитій дни казались еще болѣе длинными, чѣмъ обыкновенно. Тихо было въ камерахъ, прекратились громкіе разговоры и оживленные споры. Не безъ сильной внутренней тревоги многіе думали, чѣмъ кончится вся эта исторія. Иные казались совсѣмъ спокойными, какъ будто ничего особеннаго не происходило въ тюрьмѣ. Жандармы сперва недоумѣвали, чѣмъ объяснить такую перемѣну въ обиходѣ нашей жизни, такъ какъ мы рѣшили не объявлять коменданту о нашей голодовкѣ, пока онъ объ этомъ самъ не спроситъ. Только на четвертый день Масюковъ пригласилъ къ себѣ нашего старосту. Послѣдній объяснилъ ему смыслъ нашей голодовки и передалъ ему нашъ совѣтъ энергично похлопотать о своемъ переводѣ въ другое мѣсто.

По словамъ нашего старосты, комендантъ былъ разстроенъ до слезъ. Онъ клялся, что давно хлопочетъ о переводѣ, при этомъ показалъ копіи своихъ отношеній и телеграммъ, просилъ обо всемъ этомъ передать мужской и женской тюрьмамъ и умолялъ прекратить голодовку, увѣряя, что его скоро не будетъ болѣе на Карѣ.

На сходкѣ, собравшейся по возвращеніи старосты, рѣшено было послать въ женскую тюрьму коллективное письмо отъ насъ. Въ предложенномъ собранію проектѣ этого письма сперва говорилось о томъ, что, не раздѣляя цѣли голодовки, затѣянной женщинами, мы присоединились къ ней, такъ какъ не могли остаться равнодушными къ ихъ положенію и вмѣстѣ съ тѣмъ надѣялись, такимъ образомъ, посодѣйствовать скорѣйшему наступленію развязки, которая ихъ удовлетворила бы. Затѣмъ въ письмѣ были переданы полученныя нашимъ старостой сообщенія отъ коменданта о его хлопотахъ относительно перевода въ другое мѣсто и въ заключеніе приводились общіе доводы и убѣжденія въ нецѣлесообразности и даже «ненормальности» дальнѣйшаго продолженія голодовки.